«ЛЮБЛЮ ОТЧИЗНУ Я…»
14 октября 2015
По традиции новый театральный сезон в Красноярском ТЮЗе начинается с «Вешалки».
После каждой подобной лаборатории репертуар театра пополнялся спектаклями, созданными в результате доработки удачных эскизов. Так было и с прошлогодней «Киновешалкой» — появились спектакли «Дорога» Алессандры Джунтини по сценарию Феллини и «Горькие слезы Петры фон Кант» Юлии Ауг по Фассбиндеру. Нынешняя «Вешалка» тоже имела отношение к кино — на этот раз к документальному, но организаторы, задумывая ее, не очень-то рассчитывали на пополнение репертуара. При этом вновь стремились к расширению привычных театральных горизонтов.
«ВЕШАЛКА #ТЕАТРКИНОДОК» проводилась в партнерстве со Школой документального кино и театра Марины Разбежкиной и Михаила Угарова и была посвящена теме «Любовь к родине не знает границ». Основой для эскизов стали интервью самых разных (как говорится, «обычных») людей, записанные режиссерами и актерами театра (им всем было дано «домашнее задание» на лето). Отправляясь на разведку в жизнь, в самую гущу реальности, участники лаборатории не могли заранее знать, что они найдут, с чем столкнутся. И, наверное, это столкновение лицом к лицу с жизнью оказалось более важным итогом лаборатории, чем возможность появления на свет спектакля. Хотя, судя по реакции публики, по острым нервным обсуждениям, документальный спектакль о родине и сегодняшнем понимании патриотизма должен родиться, он нужен.
Самым справедливым, наверное, было бы соединение всех четырех эскизов в один сложный спектакль, потому что именно разнообразие режиссерских подходов к материалу дает стереоэффект; большое количество срезов предоставляет возможность увидеть не плоскую картинку, а объем, пространство — шири и дали. Ведь любовь к родине не знает границ… Границы театральной герметичности были нарушены еще и в том, что два эскиза сделали молодые режиссеры-документалисты — Лидия Шейнина и Алла Максимова (выпускницы Школы Разбежкиной — Угарова). Не побоюсь особо подчеркнуть, какое сильное впечатление на меня произвели эти две девушки — и они сами, и их работы (кроме эскизов во время лаборатории мы увидели их фильмы — «Маму» Шейниной и «Везде Таксим» Максимовой). Ум, тонкость и деликатность, отсутствие позы и наигрыша в них самих — и, как следствие, должно быть, — отсутствие штампов и прямолинейности в показах. Главным и практически единственным режиссерским инструментом во всех четырех эскизах был монтаж: компоновка текста, соединение монологов разных людей в единую драматургическую конструкцию, сопряжение артистов с материалом (в трех показах актеры получали для работы уже готовые интервью, взятые и отобранные режиссерами, то есть не видели самих «доноров»).
«ПолифонИя» Л. Шейниной. Эскиз спектакля. Фото — В. Олейник.
«ПолифонИя» Л. Шейниной открыла лабораторию. Зрителей на планшете большой сцены собралось столько, что многим пришлось сидеть на полу, а игрового пространства почти не осталось. Как пошутил Олег Лоевский, артистов можно было, как на киноэкран, повесить на стенку. Елена Кайзер и Александр Дьяконов, сидя на табуретках, читали текст с листа, передавая друг другу листы машинописи. Не перевоплощаясь в персонажей, почти не варьируя манеру чтения, тем не менее, незаметно внутренне меняясь при переходе от одного героя к другому, артисты как будто вели зрителей от окна к окну, а за каждым из окон оказывался живой человек, говоривший уверенно или сбивчиво, вспоминавший о том, что с ним случилось, или продвигавший свои идеи. По этим (разумеется, неотредактированным — с сохраненными запинками, междометиями, матерными словами) рассказам мы могли понять социальный статус, профессию, возраст человека. Каждый из этих людей пытался определить, что для него стоит за понятием «родина», с чего для него родина начинается, с чем в реальной жизни связывается. Масштаб все время менялся: от глобального и общего люди переходили к живым деталям. У кого-то чувство родины — это воспоминание о трещинке на асфальте, по которому ходил в школу. У кого-то — знакомые запахи, мелодии, «пиканье» радио перед гимном в шесть утра. Родные «свояси». Прошлое. Место, где был счастлив… Все это — родина. И язык, на котором все понимаешь, любые нюансы, — это родина. А с другой стороны, обманувшее тебя, переступившее через тебя государство — тоже родина?.. Был один щемящий сердце монолог бывшей строительницы БАМа, которая с мужем много лет копила на квартиру, но после обесценивания денег смогла на свои сбережения только сыну велосипед купить… «Тут не родина плохая. На любой родине тебя могут разжевать и выплюнуть». Режиссер показала каждого человека крупным планом, позволила и помогла ему выговориться, добраться в рассказе до той сокровенности, что исключает дежурные отговорки и клише, дала раскрыться. И благодаря вдумчивому и мягкому сценическому существованию артистов мы вместе с ними приближались к героям на почти интимное расстояние. Это было волнующим и даже иногда страшноватым экспериментом. Ведь совсем не с каждым из окружающих людей ты готов сближаться, не с каждым готов соглашаться. Но закон документального театра един для всех: право голоса имеет любой.
«А еще мы строим гараж» А. Максимовой. Эскиз спектакля. Фото — В. Олейник.
Самым эмоционально сильным и художественно цельным стал показ Аллы Максимовой «А еще мы строим гараж». Название — просто фраза одной из героинь. Вырванная из контекста, она кажется совсем не «из этой оперы», тем более что эскиз — о людях, на чью родину пришла война. Но режиссер сознательно не хотела настраивать зрителей заранее на какую-либо волну, предупреждать впечатление. В финале уже можно строить догадки, почему было дано это название: человек всегда стремится выжить, сохранить свой дом, семью, и после войны — вопреки этой войне — будет строить гараж, надеясь на простое человеческое счастье, мирную жизнь. Только бы не было необходимости превращать гараж в бомбоубежище…
«Любовь к родине не знает границ» — в том числе границ государственных. А. Максимова большую часть интервью записала в Грузии. Случайно встреченные люди рассказывали о том, что им пришлось пережить во время так называемых локальных войн. Кроме диктофонных записей режиссер использовала письма двух своих знакомых, одна из которых — из Украины. Неимоверная душевная боль, которую испытывают люди, когда на их родину приходит беда, когда им приходится терять то, что дорого с детства, заливала сценическую площадку, хотя никто не кричал, не рыдал.
Артисты не читали с листа, голоса их героев звучали у них в наушниках. Этот прием дал мощный эффект: актеры на наших глазах, внимательно, напряженно вслушиваясь, сразу же «озвучивали» героя, стараясь не пропустить ни одной перемены интонации, ни одной паузы, стремясь точно и очень бережно донести до нас чувства и мысли невидимого человека. Это был и художественный, и человеческий акт, момент проживания чужого страдания как своего, чужой надежды как своей.
Немолодой мужчина, скорбно и строго рассказывающий о прекрасном десятилетнем сыне Дато, которого убили случайной пулей (серьезная удача Геннадия Старикова). Потрясающе мудрая, глубоко чувствующая грузинка из Сухуми, покинувшая Абхазию и свой дом (Елена Половинкина взяла такую верную интонацию, так насыщенно существовала на сцене, что ее Мзию забыть будет просто невозможно). Рамаз, которого послали воевать в Южную Осетию (Сергей Тисленко говорил глухо, срывающимся голосом, и страшно становилось, когда его герой отвечал на вопрос: «А вы сами убивали?»).
Финальный монолог в исполнении Татьяны Мамичевой стал рифмой к одному из самых первых, в котором Мзия — Половинкина говорила о цвете родины («зеленый и голубой»), о запахе родины («какой-то свежий запах»), о вкусе (особенное сухумское мороженое с орехами и смородиной). Родина — это журавль на пляже, это запах спелых яблок, малины, шашлыков, это красота и жизнь, которую жалко.
Еще два эскиза сделали театральные режиссеры. В их работах было больше зрелищности, они стремились придать форму документальному живому материалу, превратить его в спектакль.
Андрюс Даряла назвал свою работу «Башня», и из эскиза стало понятно, что башня — Вавилонская. Родившийся в Сибири литовец Даряла собрал свидетельства и рассказы людей разных национальностей, живущих в этих краях: мы услышали рассудительного поляка (Александр Князь), страстную грузинку (Екатерина Кузюкова), немку, армянку и азербайджанца, белоруса… Они произносили монологи по очереди, выходя в центр площадки. Метафорическая рамка всей истории — игра в пейнтбол. Каждый облачался в защитного цвета форму и становился участником, бойцом, обороняющим башню. Инструктор раз за разом повторял: «Правило на игровой площадке — не сымайте маску!» Но исповедь, искренний и честный рассказ о себе — это как раз тот случай, когда маска должна быть снята… Не случайно каждый монолог обрывался условным выстрелом. Герой падал и оставался лежать. Последним — не только без маски, но и без роли — вышел артист Максим Бутивченко, родившийся в Донецке. Чувственная память детства сохранила яркие солнечные картинки — и эти прекрасные, сладостные, теплые воспоминания символизируют родину, на которую так хочешь и не можешь вернуться.
«Башня» А. Дарьялы. Фото — В. Олейник.
Интересно, что в финале эскиза Романа Феодори, которым завершалась лаборатория, тоже вышли две актрисы театра — чтобы выступить от себя. Они принесли подлинные документы (и зрители потом могли их подержать в руках), которые для них оказались неразрывно связаны с понятием «родина». Письмо погибшего на фронте брата принесла Галина Троегубова, свой подростковый дневник — Надежда Вонсович. Такой метод приобщения, прикосновения к факту — один из приемов документального театра (вспомнился «Узбек» Талгата Баталова, в котором рассказчик дает публике посмотреть и подержать в руках свои паспорта, военный билет, всякие справки и т. д.).
Главный режиссер Роман Феодори не собирался участвовать в лаборатории как постановщик эскиза, но решил включиться в работу, когда понял, что слишком большое количество артистов его труппы оказалось не занято у других режиссеров. В его показе, который можно назвать «Я, ты, он, она, вместе — целая страна», участвовало больше двух десятков актеров, а материалом стали около 500 интервью («донорам» задавали одни и те же вопросы анкеты, например, что такое родина, какие у нашей родины враги, что есть на нашей родине / чего нет на нашей родине и проч.). Нельзя не восхититься тем, как лихо был смонтирован, драматургически выстроен этот громадный пестрый массив текстов! Коллектив эскиза разместился на площадке как большой оркестр, а вместо нот у исполнителей в руках были таблички с обозначением имени, возраста и профессии героя. Короткие хлесткие реплики, яркие афористичные ответы перемежались более пространными высказываниями, напоминавшими «крупные планы» предыдущих показов. К вербатиму была добавлена серия «сказок», сочиненных актерами Ольгой и Виктором Буяновыми: этакий фотокомикс про идеальную российскую семью, больше всего на свете любящую президента… Разыгранная в духе капустника история показалась несколько навязчиво-стебной, да и в целом в этом эскизе издевательской иронии было немало. Но прекрасно, что лабораторию увенчала именно такая масштабная панорама мнений, взглядов, заблуждений, иллюзий, мифов, которые живут в головах самых разных людей, наших современников и соотечественников. Эскиз Феодори задал иной масштаб: до этого мы смотрели словно через лупу, а в этот раз — обозревали просторы с высоты и слушали гул голосов, вырывавшихся из огромной многоголовой толпы.
Честное, смелое дело — такое ощущение осталось от лаборатории «ВЕШАЛКА #ТЕАТРКИНОДОК». Всерьез и без спекуляций исследовать непростую, иногда больную и всегда важную тему — это дорогого стоит и заслуживает уважения.
разработка ПО сайта
