Драматичная повесть Бориса Васильева, посвящённая юношеству, дружбе и личностному становлению. Действие разворачивается в 1940 году. Герои — обычные старшеклассники, мечтающие о будущем, влюбляющиеся, спорящие о жизни. Но их юность оборвётся очень скоро: уже завтра начнётся война, которая навсегда изменит их судьбы.

Почему в этом спектакле играют студенты?

Для них эта история — не просто литература. Возраст персонажей книги и возраст студентов почти совпадает. Героям Васильева — 16-17 лет, они стоят на пороге взросления, сталкиваются с первыми серьезными решениями, а их идеалы проверяются на прочность. Студенты подходят к этим ролям через собственное, современное понимание мира, что придает истории особую достоверность.

Почему эта история важна сегодня?

«Завтра была война» — это не только о 1940 годе. Это разговор о выборе. О том, как не терять себя, о цене слова и силе дружбы. Эти вопросы не имеют срока давности. Сегодня, как и тогда, молодые люди входят во взрослую жизнь, и им так же необходимо понимать, что такое личная ответственность. 

В этой работе, режиссер Алла Анисимовна видит возможность для молодых артистов и для зрителей вместе найти ответы на сложные, но вечные вопросы, которые так актуальны сегодня. Спектакль станет частью репертуара ТЮЗа.

портал КУЛЬТУРА24, 23.10.2025

Пушкин работал над «Дубровским» с 1832 по 1833 год, но так и не завершил его. Само название роману было присвоено издателями уже после смерти автора при публикации в 1841 году. «Никто не знает, как назвал бы эту историю сам Александр Сергеевич и какая судьба ждала молодого Дубровского, если бы произведение было дописано, — напоминает театр в анонсе. — Известно только, что Пушкин задумал перенести на русскую почву популярный в Европе жанр разбойничьего романа». Именно «разбойничий роман» выбран авторами в качестве жанрового определения спектакля. Оригинальную инсценировку для премьеры написал драматург Дмитрий Богославский.

Заглавный герой романа, Владимир Дубровский, создателями постановки осмысляется не как «русский Робин Гуд», а как «русский Гамлет», «ведь он в свои 23 года вынужден принимать трудные решения, к которым ещё не был готов». Таким образом, премьера продолжит размышления «шекспировского года» Мурата Абулкатинова: именно «Гамлета» в конце прошлого сезона он выпустил в Театре на Таганке, а предыдущей постановкой режиссёра, созданной год назад, была «Буря» в театре «СамАрт».

Интерпретируя роман «о свободе, бунте, мести и любви», авторы создают на сцене «агрессивную, хулиганскую, ироничную» историю, в которой «сплетены темы, которые важны и сегодня: безнаказанность и неограниченная власть как источник хаоса и разрушения, борьба с несправедливостью и коррупцией, допустимость методов, которые используются в этой борьбе, выбор между местью и прощением, любовью и долгом», — говорится в описании премьеры. Театр предупреждает: «Готовьтесь, будет драйвово», — а сам режиссёр, характеризуя работу в трёх словах, выбирает «энергию, иронию и любовь».

Для Мурата Абулкатинова «Дубровский» станет первой премьерой в статусе главного режиссёра Красноярского ТЮЗа, хотя ещё до назначения на эту должность он поставил там два спектакля — «Поход в Угри-Ла-Брек» по пьесе Томаса Тидхольма и «Евгения Онегина». В интервью пресс-службе театра Абулкатинов рассказал, что сознательно выбрал для новой постановки пушкинский текст, поскольку «хотелось найти рифму с предыдущей работой» в Красноярском ТЮЗе.

Над премьерой работает постоянная команда соавторов Абулкатинова: художник Софья Шнырёва, художник по свету Евгений Ганзбург, хореограф Никита Беляков, композитор Симона Маркевич, а также хореограф-репетитор Александра Колосовская.

В спектакле участвуют артисты Кирилл Мингазов и Артём Цикало (Владимир Дубровский), Анна Соловьёва и Ксения Шарыпова (Мария Троекурова), Вячеслав Ферапонтов (Троекуров), Денис Зыков (Дубровский старший), Александр Князь (Шабашкин), Юрий Киценко (Исправник), Анатолий Пузиков (Спицын), Екатерина Кузюкова (Глобова), Ренат Бояршинов (Тимошка), Максим Бутивченко (Судья), Гоча Путкарадзе (Архип), Александр Мяло (Гриша), Елена Половинкина (няня Егоровна), Антон Заборовский (француз Дефорж), Михаил Гольцов (Приказчик), Антон Остапенко (Старый исправник), Алина Чупахина, Александра Булатова, Татьяна Скрябина и Кристина Фирсова (Дамы в доме Троекурова).

Анастасия Козлова, блог журнала ТЕАТРЪ, 16.10.2025 

Отправной точкой стала творческая лаборатория для подростков и молодых людей, которую Красноярский ТЮЗ провёл в январе 2025 года. Под руководством Андрея Родионова (поэт, лауреат премий «Триумф» и Григорьевской премии, режиссёр поэтических перформансов) и Екатерины Троепольской (драматург, продюсер и режиссёр, экс-директор «Мастерской Дмитрия Брусникина») ребята самостоятельно писали поэтические тексты, которые легли в основу постановки «Первая любовь» Ксении Пещик, режиссера Красноярского ТЮЗа и драматурга Ирины Прудиус.

Лаборатория была направлена на то, чтобы дать голос молодому поколению и воплотить на сцене их собственные, настоящие истории и переживания. Итогом пятидневной работы стал открытый поэтический перформанс, где подростки выходили на сцену, читали свои тексты под специально написанную музыку композитора Дмитрия Мулькова («Мам, мне страшно») и дирижёра ТЮЗа Николая Балышева.

Финальным аккордом лаборатории стал поэтической перформанс, который в итоге превратился в прекрасный спектакль «Первая любовь» с артистами Красноярского ТЮЗа.

Получилась история про выдуманный мир, в котором артисты и постановочная команда пытаются сочинить спектакль о первой любви, но… запутываются в собственных чувствах, — говорится в описании. — Они влюбляются, сомневаются, ревнуют и уже не понимают, где игра, а где жизнь. Вместе со зрителями они ищут ответ на вопрос: чем первая любовь отличается от второй, или от любви вообще? Возможно, ничем. Любовь всегда завладевает тобой полностью, делая сильным и беззащитным одновременно. “Первая любовь” — спектакль для подростков и их родителей, для тех, кто только открывает это чувство, и тех, кто помнит его всю жизнь. Исследуя тему первой любви, мы говорим о любви вообще, — вне возраста, времени и условностей, — рассказывают в театре.

В спектакле звучат стихи участников поэтической лаборатории «Первая любовь»: Юлии Ильяшенко, Арины Колосовой, Дарьи Акбулатовой, Екатерины Лаврентьевой, Анны Спешиловой, Екатерины Карасёвой, Дарьи Потаповой, Павла Швецова, Ивана Матвиенко, Алексея Шварца, Дарьи Ахаевой, Арины Бирюковой, Софии Тумаевой, Марии Журкиной, Анастасии Антоновой и Арины Барташевич.

Роли в спектакле исполнят Максим Бутивченко (Купидон), Татьяна Скрябина (Не такая, как все), Антон Остапенко (Несчастный влюблённый), Анжелика Золотарёва (Подружка подружки), Александр Мяло (Японский школьник) и Ксения Шарыпова (Японская школьница).

Мы — театр юного зрителя, и за последние 10 лет мы испробовали огромное количество форм взаимодействия с этим бунтующим и очень своенравным зрителем — подростками! — пишет театр в анонсе премьеры. — Лаборатории, “Театр Горожан”, спектакли у школьной доски, театральные ночи, подкасты, мастер-классы и лекции, в театре много лет работает просветительский отдел, и вот — соавторство в нежном боевичке!, — делятся в театре.
И первые отзывы получились такими же искренними, как и сам спектакль. 

На скольких спектаклях я ни была, нигде не было такого общения со зрителем и интерактива! Режиссёр просто красотка! Додуматься и сотворить такое — это нечто! На протяжении всего спектакля зал не переставал смеяться. Официально заявляю: «Первая любовь» — мой самый любимый спектакль на малой сцене ТЮЗа!, — поделились зрители.

Добавим, что и анонс спектакля вышел волшебным. В самом центре города любая пара могла зарегистрировать свою любовь. С настоящим свадебным церемониймейстером.

«Всё серьёзно, почти как регистрация брака в ЗАГСе, только мы регистрируем первую любовь. У нас было 12 весёлых влюблённых пар, к которым присоединились впечатлившиеся прохожие!», — вдохновлённо рассказали в ТЮЗе.

Анна Троегубова, портал Культура24, 22.09.2025

Каждая встреча с Надеждой – это настоящий подарок для наших студентов. Её искренность и увлечённость искусством заразительны. Она поделилась своей личной историей прихода в профессию, рассказала о том, какие роли даются особенно непросто, и как удаётся совмещать бурную актёрскую жизнь с материнством, особенно когда сын тоже идёт по стопам родителей. Надежда приоткрыла завесу над миром театральных суеверий: оказывается, найти гвоздь на сцене – это добрый знак к новой роли, а вот уронить сценарий на репетиции – к неприятностям. Она подчеркнула, что театр – это не только актёры, но и незаменимый художник, и что в искусстве главное – быть искренним и отдавать себя без остатка.

Студенты с восторгом задавали вопросы, а после встречи получили возможность пообщаться с Надеждой лично, почувствовав её тепло и открытость. Для будущих художников театр – это не просто часть образовательного процесса, а источник вдохновения и возможность глубже понять природу творчества. Такие встречи дают не только ценные знания о закулисной жизни, но и зажигают в сердцах молодых людей огонь желания творить и создавать.

сайт Красноярского художественного училища им. В.И. Сурикова

Услышав сочетание «дерзкий рэп-спектакль по „Мертвым душам“», какой-нибудь консервативный красноярский зритель, возможно, по-снобски скривится в гримасе. «Рэп по нашей родной великой русской классике? Да Гоголь в исцарапанном гробу перевернется». А, может, и нет — и красноярские зрители уже давно более чем привычны к театральным экспериментам. Тем более, ничего сверхрадикального, что могло бы как-то оскорбить охранителей хрестоматии, в тюзовской постановке нет. Гоголь назвал свой текст поэмой, почему тот не может стать рэп-спектаклем? Какой русский, в конце концов, не любит быстрой читки?

Постановщики «Мертвых душ» Мария и Илья Додылины рассказывали, что театр пригласил их, потому что «нуждался» в спектакле, который будет говорить с молодыми людьми на одном языке. А рэп сейчас — «это музыка номер один среди молодежи», справедливо заметила Мария.

Основной реквизит.Фото: Дмитрий Штифонов / предоставили в Красноярском ТЮЗе

Поправьте, если не так, но, кажется, на сцене ТЮЗа рэп-спектакль идет впервые со времен московской пародийной хип-хоперы «Копы в огне», которую привозили на фестиваль еще в 2013-м. «Мертвыми душами» еще в июне открывали Театральный дворик — новую уличную площадку театра. А в августе спектакль перенесли в репертуар на малую сцену театра. Каюсь, до начала возникали опасения, не окажется ли всё ожившим мемом How do you do fellow kids? со Стивом Бушеми, не будет ли похоже на ту самую пародию Петросяна на рэп. Но, благо, ожидания не оправдались и обходится без «йоу, дискета, сноубординг».

Создателям спектакля Марии и Илье Додылиным сейчас в районе 30, и они кое-что успели сделать для хип-хопа в театре. Рэп-спектакли, по словам Марии, в России мало кто пишет, а они с мужем же «на этом собаку съели». Додылины — актеры и авторы столичного проекта «Рэп-театр», который уже адаптировал в Москве романы Достоевского «Преступление и наказание» и «Идиот» под рэп-мюзиклы (и их даже уже привозили в Красноярск). Фрилансеры Мария и Илья написали в Питере такой же спектакль «Пушка» про Александра Пушкина (потомок африканца, писал стихи, погиб на дуэли — чем не Солнце русского рэпа?).

Главное — не вляпаться в ковёр. Фото: Дмитрий Штифонов / предоставили в Красноярском ТЮЗе

Реквизита в «Мертвых душах» по минимуму — в основном пять стульев и массивный ковер по центру сцены. Актеров, соответственно, тоже пять: два парня и три девушки (в другом актерском составе ровно наоборот). Четверо с афрокосичками, в широких пиджаках, кепках и полосатых кедах, Чичиков на их фоне выделяется классической горчичной жилеткой и белой рубашкой.

Актеры расставляют стулья и «едут». Кто-то произносит слово «бричка» и в памяти почти рефлекторно всплывают и сюжет, и цитаты из произведения, которое последний раз открывал, кажется, в школе. Всё по канону: роуд трип Павла Чичикова по городу NN (nn-ворд, получается) продолжается по проложенному Гоголем маршруту — от Манилова через Коробочку, Ноздрёва, Собакевича до Плюшкина.

Едем в город NN. Фото: Дмитрий Штифонов / предоставили в Красноярском ТЮЗе

«Как вам наш губернатор? Как вице-губернатор?» Актеры речитативят четко и бодро — поймали, так сказать, свой флоу. В сценах у помещицы Коробочки молодые актрисы потешно, в духе ШКЯ, изображают бабушек. Авторы «говорят» фамилиями на новый лад («Манилов значит „много любви“»). Басы гремят, но не давят, — как в каком-нибудь «Токийском дрифте».

«Копы в огне», пародируя клише из полицейских фильмов, выглядели по-примитивистки: картонные комиксовые декорации, остроумные практические спецэффекты в духе фильма «Перемотка». «Мертвые души» Додылиных — это практически догвильский, мобильный минимализм, где дома помещиков определяются по расположению стульев, а бал у губернатора начинается со взмаха красных вееров.

На балу у губернатора. Фото: Дмитрий Штифонов / предоставили в Красноярском ТЮЗе

Раза два-три исполнители ломают четвертую стену и вообще ведут себя «мета». Иногда удачно: « — А чего не едем? — В ковер вляпались». Иногда не очень: « — Ты дурак? — Я рэпер». Ироничная интонация меняется на серьезную в лирическом отступлении про тройку. Прямой бит уступает место фолк-сэмплам и напевам, а актеры как бы в руссконародной манере и уже в белых крестьянских рубахах поют «Русь, куда ж ты мчишься?» — и в 2025-м вопрос звучит всё так же актуально, как в 1842-м.

Русь, куда ты несешься. Фото: Дмитрий Штифонов / предоставили в Красноярском ТЮЗе

Илья Додылин, отвечая на вопрос из школьных сочинений, что хотел сказать своим произведением, ожидаемо говорит, что рассчитывал вдохновить молодых людей прочитать или перечитать томик Гоголя, что классика — это «не скучно и не нудятина».

— За пылью времени [кажется, что классические] тексты становятся неактуальными — непонятен язык и так далее, — пояснял он. — Если же мы поднимаем [ставим и осовремениваем текст], то понятно, что там всё суперстильно, интересно и очень актуально.

Дорого скупает мертвые души. Фото: Дмитрий Штифонов / предоставили в Красноярском ТЮЗе

Пожалуй, знать содержание «Мертвых душ» перед походом на рэп-спектакль всё же нужно. Зритель лет 10-12 во всяком случае по окончании говорил отцу, что понял далеко не всё.

— Ну да, это Гоголь, «Мертвые души», — как-то чересчур очевидно сказал сыну мужчина.

— Их-то я и не читал, — одним взглядом ответил мальчик.

— Вот видишь, да? К «Карлику Носу» нужно будет подготовиться.

Александр ИБРАГИМОВ, специальный корреспондент NGS24.ru 

29 августа 2025 года

Мурат Абулкатинов стал главным режиссером Красноярского ТЮЗа в мае 2024 г., и за прошедший год сибирский театр упрочил свои лидерские позиции. Съездил с гастролями в Театр им. Евгения Вахтангова в Москву, выпустил два хита – «Басни Крылова» и «Детство», режиссерами которых стали трендовые постановщики Сойжин Жамбалова и Филипп Гуревич соответственно.

Скромному и деликатному Абулкатинову не занимать амбиций и силы воли – в ГИТИС он поступал пять раз. Начав карьеру в регионах, проявил свой собственный, ни на кого не похожий режиссерский почерк, доказав тем самым право на индивидуальность. Спектакли Абулкатинова поэтичны и неспешны, всегда обаятельны и точны. На счету у режиссера – постановки-хиты в столице: «Гамлет» в Театре на Таганке, «10 посещений моей возлюбленной» в Театре наций, «Тахир и Зухра» в театре «Шалом», «Июльский дождь» в А39.

В интервью «Ведомостям» Абулкатинов рассказал, как поборол страх ставить «Гамлета» на Таганке первым после Любимова, что ему нравится в шекспировской драматургии и что за «антиэго-история» произошла в возглавляемом им Красноярском театре.

«Сделать то, что кажется нереальным»

– Как вы получили предложение поставить легендарного «Гамлета» в Театре на Таганке? Какие эмоции испытали?

– Все началось с лаборатории юбилейного сезона, в которой мне было предложено выбрать любое знаковое название из репертуара старой Таганки. До этого меня уже звали участвовать в лаборатории по советской драматургии, я должен был ставить «Курьера» Карена Шахназарова, но не получилось, наложились сроки. Когда возникло второе предложение, я понял: откажусь – больше не позовут. На вопрос про знаковое название, выпалил: «Ну Гамлет, конечно!» И всерьез, и в шутку. К лабораториям я давно отношусь не как к возможности где-то зацепиться, а как к шансу что-то невозможное попробовать. Сделать то, что кажется нереальным.

«Гамлет» на Таганке – что может быть еще нереальнее? Кстати, уже в момент переговоров с театром я видел в своей голове мизансцену – Гамлет и Офелия сидят за гробом и оттуда смотрят на всю эту грызню. Сцена потом вошла не только в эскиз для лаборатории, но и в спектакль. Она очень важна, поскольку аккумулирует ключевое для меня ощущение – Гамлет и Офелия в стороне от интриг и убийств. В общем, мы договорились, прошло недели три, и вдруг я ощутил страх. На что я согласился? Что я вообще такое предложил? Звоню в театр руководителю творческих проектов Елене Груевой, пытаюсь сказать, что не успею. И слышу: «Нет, я запрещаю вам отказываться». Так что эскиз я сделал. (Улыбается.) А предложение – делать полноценный спектакль – получил в день показа. Здесь я отказался сразу. Думал: ну получилась неплохая работа в рамках лаборатории, ей не стоит иметь продолжение. Чуть позже применил свой любимый метод – когда я в чем-то сомневаюсь, пытаюсь представить: вот я отказался, проснулся на следующее утро и что почувствовал? В случае с «Гамлетом» мне было очевидно: это исторический момент, я точно пожалею, если откажусь. Тем более что сюжет уже был в моей голове после работы над эскизом, опять же у меня был и сам Гамлет – я видел в этой роли Сережу Кирпиченка (актер Театра на Таганке. – «Ведомости»), с которым мы давно знакомы. Все как-то сошлось, как будто бы жизнь подвела сама. И я перестал сопротивляться.

Теперь про эмоции. Первое, что я почувствовал, – воодушевление, подъем. Кроме того, узнал, что Кама Гинкас (выдающийся советский и российский театральный режиссер, много лет проработавший главным режиссером в МТЮЗе. – «Ведомости») когда-то, будучи главным режиссером Красноярского ТЮЗа, тоже выпустил там «Гамлета», через год после любимовского. Мне подумалось, что история прекрасно закольцевалась, такая вот петля времен произошла. И теперь уже я, будучи главным режиссером Красноярского ТЮЗа, ставлю «Гамлета». Это меня и подпитывало, и подогревало. Психологические мучения начались вместе с репетициями.

– Вы боялись критики или ответственности?

– Всего. Я понимал, какой интерес у профессионального сообщества возникнет к этой работе. Плюс сложность пьесы. Влияние места. Неизбежность сравнений с любимовским шедевром. Кого бы я ни встречал тогда, от всех слышал очень полярные мнения: «Зачем ты это делаешь?» или «Круто – смело!» И скепсис, и восторг одинаково вызывали тревогу. И сначала на репетициях было это ощущение несвободы. Все время думал: «Вот эта сцена – она достойна быть сценой из «Гамлета» на Таганке?» Так продолжалось довольно долго. Я вскакивал ночью с чувством, что все не то и не так, что недостаточно, не тот масштаб. А потом как-то вдруг все изменилось.

– Вы поняли, что не нужно оглядываться? Как это произошло?

– Нет, оглядываться можно, но помнить о том, кто ты. Не надо пытаться быть больше, чем ты есть. Оставаться на том уровне размышлений, который тебе сейчас доступен. Стараться честно, искренне говорить о том, что волнует. Я обсудил все это с артистами, и нам всем сразу стало легко. Все приняли мою идею – это только наша история, наша собственная, искренняя и честная.

– А идея, каким должен быть Гамлет – отказывающимся мстить, она сразу возникла?

– Я не знаю, как возникают идеи. Каждый раз об этом думаю. С «Гамлетом» та мизансцена, о которой я уже рассказывал, она возникла сама, буквально из ниоткуда. Но от нее я начал крутить остальное. Стал размышлять, а что если Гамлет, выбирая «быть», на самом деле выбирает «не быть». Мне понравилась эта игра понятий и неразрешимость вопроса. В лаборатории я проверил эту идею и понял, что она рабочая. Но пьеса сопротивляется. В эскизе я иногда буквально спасался бегством – в некоторых сценах совсем не знал, что делать. Так стало очевидно, что для спектакля нужна новая пьеса.

– Как вы объясняли драматургу задачу?

– Мы с Никой Ратмановой переделывали текст не один раз. Когда я получил первый драфт сцен и не увидел того, чего хотел (к примеру, не понимал, почему уезжает Лаэрт или куда делся Горацио), стал советоваться с артистами, командой. Кто-то говорил «а мне вот здесь не хватает слов», или я видел, что кому-то нужна сцена, в которой герои могут проявить нежность друг к другу. Линия артистов-могильщиков вообще родилась на самих репетициях. Месяца четыре велась эта работа.

– Самоирония как важное настроение спектакля тоже родилась на репетициях?

– Да, абсолютно. И фраза «в какой театр ни зайдешь, сплошные дети», и другие – они мне настолько дороги, что я артистам на прогонах повторял: «Главное – не забудьте сказать именно это». Мне кажется, это очень смешно и очень точно в адрес меня самого.

«Я нашел свое звучание Шекспира»

– Мурат, после «Гамлета» вы можете ответить себе на вопрос, Шекспир – это ваш драматург?

– Мне сложно ответить. С одной стороны, мне нравятся все эти шекспировские страсти, столкновения, ярость. А с другой – всегда ли я их «делаю» в театре? Вроде бы нет. Мне хочется верить, что я нашел свое звучание Шекспира. Это для меня важно.

– Как бы вы его описали?

– Может, это странно прозвучит, но, мне кажется, звучание это – психологическое. Не знаю, получается ли это на выходе. Понимаете, у Шекспира много грубо театрального. А мне хочется не просто театральной игры, а психологии на сцене. Мне нравится искать оправдания всем этим длинным монологам, делать видимым процесс мышления героев, отвечать себе на вопрос, почему здесь так, а вот тут иначе. Отсюда, как мне кажется, рождается верная интонация. Когда в ГИТИСе у нас был семестр Шекспира, я ставил отрывок из «Бури». Помню, на экзамене вся кафедра отметила то, как у меня был решен Ариэль. Ведь нигде у Шекспира не сказано, что это дух, привыкший совершать убийства и все крушить. Совсем даже напротив. И я подумал, что хорошо это показать: Ариэль – существо, которое совершает насилие впервые. Мне такие штуки в Шекспире очень интересно искать и находить.

– В этом сезоне пьесу «Гамлет» очень многие ставят. Как вы думаете, с чем это связано?

– Мне кажется, сам образ молодого человека, попавшего в очень сложные обстоятельства, которые вынуждают его как-то так поступать, – очень близкий, понятный. Он резонирует с нашим временем. А еще я бы выделил проблему раннего взросления, я бы даже сказал – неожиданного. Вот жил себе молодой парень, но вдруг в режиме экспресс произошла судьба. Все случилось сразу. Так сегодня часто бывает.

– У вас в спектакле задействованы не только молодые артисты, но и мэтры. Каково с ними работать?

– Я не могу сказать, что в спектакле собрались разные поколения. Не знаю, как мы выглядим со стороны, но, мне кажется, у нас одна компания сверстников. Это, конечно, не совсем так, но я так ощущаю. Поэтому никакого давления опыта, возраста, сыгранных ролей, мастерства я не ощущал. Мы все и всё искали вместе. Я стараюсь так репетировать всегда, потому что для меня важно ощущение совместного поиска. Это наша общая работа, не только моя.

– Когда вы так репетировали, держали ли вы в голове легендарный спектакль Юрия Любимова и Давида Боровского? Сознательно ли вступили в диалог с ним?

– Глупо было бы не держать. Но мне кажется, написание новой пьесы – единственный верный вариант подхода к такому названию здесь. Если бы мы взяли просто перевод Шекспира, мы бы подставились. И возник бы как раз не диалог, а именно соперничество. Мы же работаем именно с этим мифом, с мифом спектакля «Гамлет» Театра на Таганке. Я много думал, из чего складывался этот миф.

– Вы ответили себе на этот вопрос?

– Во-первых, фигура Высоцкого. А во-вторых, дыхание свежести, современности. Сейчас я бы это назвал сегодняшним звоном. Я старался держаться этого ощущения. Мне важно было, придя в Театр на Таганке, сохранить этот контекст.

– Важен ли был этот контекст в создании сценографии? Занавес Давида Боровского – это легенда. И у вас в спектакле есть занавесы. Другие, но тем не менее. Почему их три?

– На самом деле их было восемь. Мы с Соней (Софья Шнырева – художник спектакля. – «Ведомости») нафантазировали всяких разных занавесов, собирались даже мхатовский занавес опустить, и занавес БДТ, и пластиковый. К сожалению, технические возможности сцены все наши идеи перечеркнули. Пришлось идти на уступки пространству. Но это нормально, я в таких случаях всегда повторяю: «Ограничение рождает художественное решение».

– Софья Шнырева ваш постоянный соавтор. Чем ее почерк вам близок? Какие у вас взаимоотношения?

– Мы друзья, и это для меня важно в первую очередь. Мы учились параллельно: я – в ГИТИСе она – в Школе-студии МХАТ. В Соне мне очень дорога неуспокоенность. Я много раз сталкивался с художниками, которые придумали пространство и считают его незыблемым. Если тебе не нравится, говорят они, зови другого художника. Соня в этом смысле очень терпеливая и сама много всего мне предлагает. Она часто присутствует на репетициях. Поверьте, в нашей среде это огромная редкость. Я с ней советуюсь, делюсь своими ощущениями, она – своими. На самом деле мы уже неотделимы друг от друга как творческий тандем. И мне некомфортно даже думать, что вдруг придется что-то делать с другим художником.

– Кто еще входит в вашу постоянную команду?

– Никита Беляков – наш хореограф, режиссер по пластике. Уже пять спектаклей мы сделали с Евгением Ганзбургом, знаменитым художником по свету. Это человек, который отвечает в нашей команде за мудрость. Все остальные в ней – молодые ребята, а он – мэтр. И недавно к нам примкнула Симона Маркевич, саунд-дизайнер, композитор. Всех этих людей я очень люблю и ценю.

«Театр счищает с тебя все наросты»

– Уже год вы занимаете должность главного режиссера Красноярского ТЮЗа. Расскажите, пожалуйста, как вы там оказались. Легко ли было пробиться?

– Сейчас этот путь кажется очень простым. Я выпустился 3,5 года назад и, оглядываясь, вижу: ничего случайного не было. Первая моя лаборатория случилась именно в Красноярском ТЮЗе. Это вообще было мое первое предложение о работе. После того как эскиз посмотрел художественный руководитель (на тот момент это был Роман Феодори), он сказал: «Мы это берем в репертуар. И, Мурат, я тебе не дам времени репетировать, чтобы ты ничего не испортил». (Улыбается.) «Поход в Угри-Ла-Брек» поехал по всем детским фестивалям – «Золотая маска. Детский уикенд», «Арлекин», «Артмиграция». Когда мы с Романом созвонились по поводу следующего названия, он сказал, что хорошо бы, если это будет школьная классика. Я недолго думал: «Ну тогда «Евгений Онегин». Потом снова были какие-то фестивали, лаборатории, меня стали очень интенсивно звать в другие театры. Я с гордостью могу сказать: я объехал всю Россию, география постановок – от Петрозаводска до Магадана. Но, повторюсь, просто мне не было. Постоянно уезжать, окунаться в новые театры, артистов, цеха. Я помню, как звонил отцу из какого-нибудь городка и говорил: «Осталось еще 10 дней. Осталось девять дней и т. д.». Не все и не всегда дружелюбны с молодым режиссером.

– В этом главная трудность выпускников – найти общий язык с разными людьми, часто старше себя? Или в чем-то другом?

– И в этом тоже. Но главное – поверить самому себе. Когда ты учишься, выпускаешься, ты опекаем мастерами. А потом вдруг понимаешь, что никто тебе не скажет, хорошо то, что ты сделал, или плохо. Нет никаких ориентиров, есть только ты. Еще важный момент. Так получилось, что почти все мои однокурсники сразу начали ставить в Москве. А я был из тех, кто ринулся в регионы, так сложилось. Но что я точно понимал сразу – надо все делать честно и по максимуму там, где я есть. Потом, за пять дней до премьеры «Онегина», ко мне пришло осознание, и я им сразу поделился с Соней: «Если сейчас что-то получится, это изменит нашу жизнь». Прямо произнес такую фразу. И как-то так все и сложилось. Спектакль был принят зрителями. Мы ехали на какое-то награждение в Санкт-Петербург, когда мне позвонила директор ТЮЗа Наталья Георгиевна Кочорашвили: «Ты же будешь в Питере? У меня есть к тебе разговор». Я догадывался, о чем. К тому моменту Роман Феодори уже год как не был художественным руководителем театра. И у меня было предчувствие. И на самом деле желание тоже. Я понимал: от такого предложения нельзя отказываться.

– Что для вас поменялось в связи с этим назначением?

– Обрушилась большая ответственность. Я ее все время ощущаю где-то на периферии мозга.

– Какие вопросы мучают чаще? Кого позвать в театр ставить спектакль?

– Как занять всех артистов труппы. Кого с кем поставить вместе в спектакль. Как проверить всех на «химическую» реакцию, чтобы этот конкретный режиссер нашел общий язык с этими конкретными актерами. И еще что интересно – мне стал важен чужой успех, чужое открытие. Это самая классная вещь. Такая, по сути, антиэго-история. Раньше ты все время был зациклен на себе, на собственном успехе, на том, как и что у тебя получится. А тут вдруг становится важнее другое.

– Вы ученик Сергея Женовача. Можете вспомнить, что он говорил вам во время учебы и это остается и помогает вам сегодня, в работе в Красноярске?

– На самом деле, когда я работаю, я всегда мысленно веду диалог с Сергеем Васильевичем. А по поводу конкретных слов. Знаете, может быть, это банально, но я часто вспоминаю, что жаловался Сергею Васильевичу, что не понимаю, как решить ту или иную сцену. А он неизменно отвечал: «Это же самое интересное». Еще, конечно, навсегда со мной внимание к тексту, желание вытащить из него что-то неочевидное. Этому меня тоже научил Сергей Васильевич. В мастерской Женовача работали и работают разные педагоги. Это всегда команда. Но я не могу не сказать о Юрии Николаевиче Бутусове. На первый взгляд кажется, что они вообще не похожи, но на самом деле у них очень много общего. И один, и другой очень мощно повлияли на нас всех, на всю режиссерскую группу. Бутусов передал нам неистовство в постижении человека, а Сергей Васильевич научил вниманию и концентрации. В этом сочетании – особенная крутость.

– Что в Красноярском ТЮЗе вам сразу импонировало?

– То, что здесь работают люди, которые любят театр. Не только свой, а вообще. У них громадные амбиции. И это касается и цехов, и артистов. Конечно, всему виной Наталья Георгиевна. (Улыбается.) Она как будто бы «распыляет» амбициозность на всех: «Мы должны быть лучше всех». Этим заражена вся команда, и это здорово!

– А чего, может быть, вам не хватает? С какими трудностями приходится сталкиваться?

– За бесконечной гонкой подчас уходит что-то важное – скорость развития подменяет качество процесса. Но это не вина администрации, это моя зона ответственности. Я круглосуточно думаю про труппу, которая неравномерно распределена. Есть очень классные артисты, которые не успели проявить себя. Молодые. Но мне сложно приезжающим режиссерам кого-то навязывать. Сейчас я выбрал стратегию – мягко рекомендовать. Оглядываясь на свой личный опыт взаимодействия с театрами, всегда помню, что я сам всегда был против любых вмешательств в свою работу и ограничения моего выбора.

– Расскажите, пожалуйста, что вам удалось сделать на этой должности? Кого вы успели позвать в театр, какие спектакли поставить?

– Ярослав Жевнеров сделал работу на старшее поколение артистов, как раз на тех, кто очень долго ничего не выпускал. У них 12 лет не было премьер. Это спектакль по сценарию Феллини «Джинджер и Фред», недавно он стал победителем конкурса «Полюс. Золотой сезон». Это нежная, сентиментальная, хорошая работа. Юлия Беляева выпустила «Карлика Носа» на Малой сцене, тоже классная постановка получилась, чувственная, яркая, с блестящими актерскими работами. Буквально недавно главный режиссер знаменитого Няганского ТЮЗа Сойжин Жамбалова выпустила на большой сцене «Басни Крылова». Спектакль – настоящий блокбастер о жизни Крылова, той, о которой мы вообще ничего не знаем. Как рождались эти басни, какие жизненные потери и трудности влияли на смысл.

Филипп Гуревич выпустил «Детство» Толстого, а рэп-театр – мюзикл по «Мертвым душам» Гоголя. Это такая выездная история. Что касается следующего сезона, мне даже страшно озвучивать, что мы задумали. В наших планах – Саша Золотовицкий, Надя Кубайлат, Ирина Васильева. Штатный режиссер Ксюша Пещик сделает спектакль «Первая любовь». В нашем театре прошла лаборатория, в рамках которой подростки писали стихи о первой любви. Эти стихи были превращены Ксюшей в пьесу. Также мы ведем переговоры с Айдаром Заббаровым, с Галиной Зальцман, с Сергеем Тонышевым, с Яной Туминой. Я очень надеюсь, что все сбудется.

– Что вы планируете поставить сами?

– Я буду делать «Дубровского». Должен выпустить в ноябре. Решился на пушкинскую трилогию – «Онегин», «Дубровский», «Руслан и Людмила».

– Столько лет занимаясь театром, ответили ли вы себе на вопрос, зачем он нужен?

– Это мой способ быть искренним. А еще театр для меня – это своего рода ностальгия. Иногда по прошлому, иногда по будущему. Ни с чем не сравнимое ощущение жизни в несуществующем мире.

– Мир театра лучше, чем реальный?

– Конечно, если так сказать, это будет неправдой. Обычный мир тоже хорош, но театр... в нем все, как ты любишь. Конечно, иллюзия, но в ней так здорово. Хотя с точки зрения психологии это неправильно.

– Иллюзия иллюзией, но что все-таки главное в профессии режиссера?

– Быть в компании, уметь собрать и сохранить компанию. Я с детства это обожал. Компания всегда была тем местом, где мне было хорошо, свободно, приятно. Есть ты, есть умные, интересные, талантливые люди, и вы вместе что-то создаете.

– Хорошо, допустим, хорошая компания всегда рядом. Но вы ведь меняетесь с течением лет? Как изменила вас профессия режиссера?

– Очень сильно на самом деле. Театр счищает с тебя все наросты. Он делает нас всех уязвимыми и чуткими – и тех, кто ставит, и тех, кто смотрит.

– Про чуткость и уязвимость. Я заметила, что, когда вы даете пояснения к своим спектаклям в СМИ, часто упоминаете чувственный план, важность искренности, чистоты чувства. Это часть вашего почерка, мироощущения?

– Мне кажется, это своего рода исследование себя, каких-то своих болевых точек. Я об этом в последнее время много думал. В своих спектаклях я перепроживаю собственную юность. Возможно, непрожитый, несуществующий опыт. Не знаю, в школе как-то все сложилось совсем не так, как в моих спектаклях. Поэтому в каком-то смысле мои спектакли – это мечта.

– Если продолжить тему мечты. Какого будущего вы бы хотели для театра как такового?

– Я думаю только о настоящем, которое неизбежно и очень быстро становится прошлым. Мне кажется, думать о будущем – непродуктивно. Делать дело нужно сейчас.

Наталья Витвицкая, «Ведомости», 4 июля 2025 года

Проект «Тепло родного дома» реализуется с 2024 года при поддержке Министерства культуры Российской Федерации в восьми федеральных округах и направлен на формирование гражданской идентичности. В 2025-м проект проходит в Астрахани, Архангельске, Владикавказе, Красноярске, Туле, Улан-Удэ, Уфе. И – Екатеринбурге.

За строгой формулировкой главной цели проекта, как декларируют ее организаторы, вполне ясные практические задачи – преумножить потенциал театрального искусства в воспитательной работе с детской и юношеской аудиторией, что в свою очередь должно помочь сохранению исторической памяти, популяризации духовно-нравственных ценностей.

По замыслу организаторов проекта «Тепло родного дома», в каждом из федеральных округов проходят показы двух спектаклей: местного театра и гостей из другого округа, а финальной точкой становится научно-просветительский лекторий для работников образования и сотрудников учреждений культуры, в чьи задачи входит воспитание подрастающего поколения. Между показами спектаклей и финальным лекторием – обсуждение спектаклей со зрителями.

В Екатеринбургском ТЮЗе в рамках проекта состоялся показ своего спектакля «Цветик-семицветик». А гостем уральской сцены стал спектакль «Всё как у всех» Красноярского театра юного зрителя. Созданный в жанре автофикшн, моноспектакль «Всё как у всех» – номинант «Золотой маски». На нем и его обсуждении и побывала «ОГ».

Слово «автофикшн» известно не всем, а вот то, что стоит за термином, в комментариях не нуждается. Это личные воспоминания обычных людей, которые (почему-то?!) стали очень популярны в современной литературе. И даже, к большому удовольствию зрителей, «пробиваются» на сцену. Вспомните моноспектакли Евгения Гришковца. «Автофикшн» (в дословном переводе с французского – «самовымысел», «самосочинение») – описание реальных событий жизни автора, сделанное все-таки литературно грамотно. С компоновкой событий, акцентами, ассоциациями. Что-то среднее между автобиографией, мемуарами, дневником и документальной прозой.

Именно такое эссе вошло в основу моноспектакля «Всё как у всех». Актриса Красноярского ТЮЗа Елена Половинкина никого не играет, она рассказывает о себе и своей семье. А если чуть-чуть и играет, то именно – самую малость, когда вспоминает, например, свою героиню в спектакле «Мамаша Кураж», роль-мечту для любой актрисы, или эпизоды военной юности своей мамы.

Спектакль создан по четырем тетрадкам семейных воспоминаний. Фото: Борис Ярков, «Областная газета»

«Так получилось, что у меня остались четыре тетради семейных воспоминаний – моих и маминых, – объясняет замысел спектакля Елена Половинкина. – Я в свое время очень правильно сделала, что уговорила маму записать ее детские и недетские воспоминания. Она сначала отказывалась, говорила, что не сумеет, сомневалась, что это кому-то надо, но потом согласилась. Мама помнила себя с четырех лет, то есть с 1941 года. Это военное детство, голод, потом – послевоенная жизнь, работа, дети. В общем, всё как у всех…»

«Так что предлагаю вам не смотреть спектакль, а нам с вами поговорить о жизни», – этой удивительной преамбулой Елена Половинкина предварила свою историю и на сцене. Она, и правда, рассказывала, часто обращаясь непосредственно к зрителям, которые в малом зале ТЮЗа были совсем рядом. О себе в детстве. О взаимоотношениях с мамой. О мамином военном детстве. Об интересе к «прошлой», до-семейной жизни родителей. О летних выездах «на деревню к бабушке». О выборе профессии. О главной роли, которую ждала в театре 26 лет! О книгах в семье. О собственных детях с их верой в Деда Мороза и письмами к нему. Об интересе детей к ее личной жизни… В общем, истории поколений одной семьи даже в чем-то повторялись.

На сцене – минимум реквизита. Старая шаль. Алюминиевый чайник, знакомый большинству по фильмам о войне. Клубок шерстяных ниток. Письма детей Деду Морозу… После спектакля я подойду уточнить и получу от актрисы ожидаемый ответ: да, это настоящие письма ее детей. Зримое подтверждение, что всё рассказанное в спектакле – истинная правда. Как в жизни. Сама жизнь. Можно было бы, наверное, говорить со зрителями, присев на стул или краешек сцены на все эти полтора часа. Но актриса всё время расставляет какие-то коробки. В одной находит клубок шерсти, в другой – ватную бороду Деда Мороза. Многие даже не открывает. Продолжая рассказ, перекладывает их, расставляя покомпактнее. Чтобы не «абы как», а был порядок.

Простой, незамысловатый реквизит, но Елена Половинкина создает зримые образы судеб и мамы, и своей собственной. Фото: Борис Ярков, «Областная газета»

Закончился рассказ, и… все коробки на своих местах. Ровненько, рационально. Красота и порядок. Тут-то и понимаешь: да это ж метафора жизни и самой актрисы, и каждого из нас! Мы все что-то меняем в жизни, пробуем, тасуем, ошибаемся, пытаемся поправить – и в конце концов что-то цельное выстраивается. Но если эта метафора с коробками, можно предположить, – придумка постановщиков (режиссер Ксения Пещик и художник Даниил Ахмедов), то другой образ-рефрен – точно от самой Елены Половинкиной. Она создала историю на основе записанных воспоминаний, в руках – то тетрадки, то письма. Она и к зрителям обращается: «Записывайте! Собирайте коллекцию воспоминаний о себе и своей семье. Сохраните свою историю». Более того, в финале нескольким зрителям по случайному выбору дарит блокноты-тетрадки: «Пишите!» И там, где спектакль «Всё как у всех» вроде бы закончился, настоящее общение – на заданную названием тему! – тут-то и начинается.

Клубки ниток – как нити собственной судьбы. Фото: Борис Ярков, «Областная газета»

Каждый из нас пробует правильно, гармонично сложить собственную судьбу. Фото: Борис Ярков, «Областная газета»

По замыслу организаторов федерального проекта «Тепло родного дома» специалисты-театроведы, общаясь со зрителями после спектакля, помогают приобрести навыки грамотного «смотрения» театральных постановок. Так было и тут. Но! Не знаю, насколько федеральный проект вдохновил публику в Астрахани, Архангельске или Уфе, какие там были спектакли, но «Всё как у всех» Красноярского ТЮЗа в Екатеринбурге вызвал тут же, в зале, обвал личных зрительских воспоминаний «А у нас в семье было так…». И – абсолютно единодушное согласие: да, надо записывать, фиксировать историю разных поколений семьи. Хотя «всё как у всех», но жизнь каждого настолько неповторима и уникальна, что – почему бы не сохранять историю Семьи, Рода?! Для нашего общего Дома.

После спектакля «Всё как у всех». Разговор со зрителями ведут актриса Елена Половинкина (слева) и театровед, режиссер-педагог Российского академического молодежного театра (Москва) Алла Лисицина. Фото: Борис Ярков, «Областная газета»

Даже и после обсуждения зрители еще долго не отпускали автора и актрису моноспектакля «Всё как у всех» Елену Половинкину. Фото: Борис Ярков, «Областная газета»

 Ирина Клепикова, «Областная газета», Екатеринбкрг, 11.06.2025

Спектакль «Всё как у всех» не впервые приезжает в Екатеринбург. В 2023 году постановка была в афише фестиваля «Свой» и получила награду в номинации «За автофикциональный и исследовательский подход в работе с семейной историей на территории репертуарного театра».

После третьего звонка свет в зале не гаснет. На сцену выходит актриса средних лет в самой обычной одежде: простые джинсы, однотонный лонгслив, серый пиджак — ничего примечательного. Она обращается к зрителям не в образе героя, а от собственного лица: «Я — актриса Красноярского ТЮЗа Елена Половинкина…» И рассказывает историю рождения спектакля, который нам предстоит увидеть.

По словам Елены, началась она с самой обыкновенной тетради. Её актриса купила, когда мама начала стареть и терять интерес к жизни. Хотелось придумать занятие, которое надолго её увлечёт — и Елена предложила маме начать записывать свои воспоминания. Та сначала отнекивалась: мол, кому это нужно. На это у актрисы был ответ: «Мне. Мне нужно. Ты ведь наверняка не всё мне рассказывала». Как оказалось позже, план сработал — мама действительно начала писать о своей жизни.Но Елена открыла тетрадь и прочла первые строчки лишь через полгода после смерти мамы…

За спиной актрисы — несколько составленных в ряд металлических стеллажей (художник — Даниил Ахмедов). На стеллажах — одинаковые крафтовые коробки. В похожие упаковывают вещи при переезде: в такие мгновения всегда невольно ловишь себя на ощущении, будто в этих картонках умещается вся твоя жизнь. Не только нынешняя — предметы быта, мебель, одежда — но и прошедшая: фотографии, письма, открытки, милые сердцу мелочи, которые рука не поднимается выбросить. 

Вместе с рассказчицей мы словно распаковываем эти коробки, в которых уместилось сразу несколько жизней. Мамы — раз. Самой актрисы — два. Её детей — три. Три части спектакля — и три довольно разных для одной постановки способа повествования. Транслируя рассказ мамы, Елена актёрски проигрывает самые яркие и эмоциональные моменты в целом безрадостной, рутинной жизни на фоне непростого времени — военных и послевоенных лет.

Помогает ей в этом скромный реквизит, который она достаёт из тех же коробок — объёмная шерстяная шаль и старый металлический чайник. Быть может, это именно те предметы — ассоциирующиеся с теплом, уютом — помогают Елене вспоминать дорогого человека.

Вторая часть спектакля посвящена самой Елене — дочери, матери, актрисе. Человеку, который просто начал записывать за детьми смешные фразы и истории, а затем стал вести дневник, ставший впоследствии способом саморефлексии.

И здесь актриса тоже работает с предметом: появляются клубки ниток (как отсылка к прочным и тёплым семейным связям) и старая, разобранная на части кукла — тут можно увидеть намёк и на материнство, и на актёрскую профессию.

Третья часть рождается словно бы неожиданно: сама собой падает коробка, словно напоминая актрисе о ещё не сказанном. В коробке — письма (ещё один материальный предмет) к Деду Морозу, написанные детьми Елены в разные годы. В них — детские мечты, непосредственность, забавный слог, не угасшая ещё вера в чудо. Такие письма пишет каждый ребёнок в каждой семье, но каждой маме они кажутся уникальными. И актриса, упоённо читающая лист за листом, словно увлёкшись и позабыв о зрителе, в этот момент становится особенно трогательной.

Да, всё как у всех. Но своё — настолько дорого, что хочется этим делиться. Согреть присутствующих забавными воспоминаниями о бабушке или рассказами матери, которая несмотря на непростую жизнь находила свои светлые моменты. Доверить собственные переживания и уверить в том, что завтра дети уже никогда не будут такими, как сегодня или вчера. И уговорить сегодня же пойти в магазин, купить тетрадку, уложить всех пораньше, сесть за стол и начать писать.

Не задумываясь, кому это будет интересно. Потому что интересно — будет: как минимум — детям и внукам. А большего, быть может, и не нужно. «Я давным-давно думала: когда же я сяду писать?» — сказала после спектакля, на обсуждении со зрителями педагог-режиссёр, руководитель клубных программ РАМТа Алла Лисицина. И это, пожалуй, лучшее подтверждение тому, что спектакль своей цели добивается. 

Текст: Дарья Санникова Фото: Максим Субботин, 

«Культура Eкатеринбурга», 10.06.2025

Жанр постановки, предназначенной для зрителей старше 14 лет, обозначен авторами как «спектакль-воспоминание». Эта формулировка напрямую связана с сюжетом и композицией работы: главный герой на пороге смерти пытается вернуться в прошлое, вспомнить «светлый рай» своего детства, так непохожий ни на мрачную старость, ни на неуютный взрослый мир. Однако в этом «путешествии в обратно» ему предстоит совершить много неприятных открытий, которые, впрочем, помогут по-новому осмыслить и собственный уход, и действительность, в которой он оказался в конце жизни.

Минималистичное пространство спектакля, отчасти построенного как рефлексия на тему утопии и её невозможности, вместе с режиссёром создают художник Михаил Гербер и художник по свету Павел Бабин. А играть в камерной постановке будут всего пять артистов — причём распределение ролей с точки зрения «канонического» восприятия будет достаточно нетривиальным.

Подробнее о решении образов, темах спектакля и «толстовском» мире редакции издания «Театръ» рассказал Филипп Гуревич: «Материал возник давно — его предложил мне ещё <предыдущий главный режиссёр Красноярского ТЮЗа. — прим. редакции> Роман Феодори, но сейчас, когда возник заново этот разговор, то я понял, что хочу осмыслять его по-другому. Возникла идея, связанная с тем, что детство — это такой иллюзорный мир, куда ты убегаешь от чего-то. Она соединилась с образом человека, который умирает и не хочет принимать собственный конец, находя в таком бегстве возможность его отсрочить — потому что только в детстве было что-то хорошее, а во взрослой жизни ему не за что зацепиться. В последней части „Смерти Ивана Ильича“, которую я давно хотел поставить отдельно, много предпосылок к такому соединению, и вместе с драматургом Ларой Бессмертной мы сделали из этой повести „рамку“. От полного неприятия наш главный герой приходит к принятию, перестаёт быть „даже в смерти эгоистом“, переводя фокус с себя на тех, кто его любил, и тех, кого он любит. „Возвращение в обратно“, конечно, случается через смерть мамы: он говорит, что не хочет принимать эту реальность, но она, тем не менее, сильнее его. На эту мысль работает и пространство — бетонные плиты, сваленные друг на друга, такой склеп и поминальный стол. Из разломанных плит со сколами растёт, прорывается серый борщевик — чёрно-серая неживая трава. Брутальное, грубое пространство ухода из жизни, связанное с неприятным, страшным, пугающим и агрессивным миром реальности, в которой мы застаём героя и которую он максимально пытается отрицать. Но она становится сильнее, чем он.

Это такой доверительный разговор на страшную тему. Но и про то, что наше взрослое сознание идеализирует детство, блокируя то отрицательное, что в нём было: в своём „бегстве“ наш главный герой наталкивается на всевозможные триггеры — и сложные отношения родителей, и ссоры, и первое предательство, не случившаяся любовь, позор… Всё это даёт ему больший объём, осознание того, что с ним происходит и что ему важно, чтоб его помнили и не бросили в этот последний момент. „Детство“ Толстого — это такой лучезарный текст и „утопичная“ структура, светлая утопия. И ей здесь противопоставлен наш жестокий мир — тут, наверное, возникает близкая мне тема эскапизма, бегства от реальности. Пожалуй, спустя время мне самому больше нравится „толстовское“ мировосприятие, чем „достоевское“, хотя… проходит полгода, и я хочу быть больше „за Достоевского“, чем „за Толстого“. С рождением сына стал много думать про собственный уход, принятие неизбежности без отчаяния и панического страха. И здесь есть, конечно, и тема принятия смерти другого человека — классическая для спектаклей „young adult“, поэтому, хотя у нас получается достаточно „взрослая“ история, как всегда, думаю, она может быть воспринята и подростком. Тем более что здесь много и юмора тоже, потому что сегодня, мне кажется, невозможно совсем серьёзно, без иронии или постиронии подходить к этим текстам.

Николеньку, 10-летнего Николая Петровича, играет возрастной артист, я сразу это придумал. И важно, что маму играет артистка, которая моложе исполнителя роли отца, потому что он должен был быть доминирующим: в повести между ними есть сильные и неприятные абьюзивные отношения. Конечно, в конце он тоже меняется — но только когда она умирает: как говорится, что имеем — не храним, потерявши — плачем. А ещё важно, что одна актриса играет и Катеньку, и Сонечку — два объекта любви Николеньки, — и ей тоже совсем не 12 и даже не 30: в этом есть и дистанция (опять же потому, что в некоторых моментах сложно обойтись без иронии), и, наоборот, возможность чувственного подключения к каким-то очень простым вещам. Например, сцена признания в любви — „давайте говорить друг другу „ты““, — получается похожей на разбор „Женитьбы“ у Эфроса: два взрослых человека, которые уже прожили большую жизнь, боятся новых отношений, боятся менять что-то в своей жизни. В этом много щемящего: ведь мы, к сожалению, во взрослом возрасте и правда не можем говорить друг другу „ты“ из-за какого-то социального контекста или личностного бэкграунда и часто закрываемся от чувств. Всё вместе, мне кажется, — своеобразный опыт человеческого переосмысления, переоценки ценностей. В случае с нашим героем она происходит в конце пути, но вообще это про то, что ты состоишь из того, что в тебе есть: оно тебя и созидает, и топит, а как отделить то, что тебя тормозит, от того, без чего ты себя не мыслишь? Человек может быть растерян не только перед фактом приближающейся смерти — в разные моменты жизни бывает важно понять, что есть подлинный ты. И поэтому у нас получается понятный, как мне кажется, герой — незащищённый, растерянный, рефлексирующий и „по-взрослому детский“».

Журнал «Театръ»

Театр Наций

Москва

Спектакль «Сато»    © Театр Наций

На сцене Театра Наций, как и в лучшие времена, можно увидеть спектакли топовых режиссеров — правда, сегодня все-таки преимущественно российских. Лучшими премьерами за последнее время стали психологическая драма Филиппа Гуревича «Сато» о пятилетнем мальчике, возомнившем себя пленным контр-адмиралом из внеземной цивилизации, и абсурдистское роуд-муви Антона Федорова «Дон Кихот» о фриках, пытающихся спасти или уничтожить и без того обреченный мир.

Несмотря ни на что, театр продолжает держать марку институции, выстраивающей мосты с зарубежными коллегами: здесь можно увидеть спектакль японского режиссера Мотои Миура «Друзья» или постановку «Я не убивала своего мужа» молодого китайского режиссера Дин Итэна.

Пространство «Внутри»

Москва

Спектакль «Три сестры»   © Пространство «Внутри»

За новыми именами в режиссуре, за свободой и безбашенным поиском (насколько он может сегодня быть таковым) стоит идти в подвал на Казакова, 8, стр. 3. Здесь творческое объединение «Озеро» позволяет себе сочинять фантастические ремейки мировой классики со звездными актерами, а Антон Федоров придумывает миниатюрные и беспроигрышные опусы со своими театром «Место»: «Где ты был так долго, чувак?» — главный хит. Максимально честная интонация сегодняшнего времени находится именно в этом театре.

БДТ

Петербург

Спектакль «Холопы»   © Стас Левшин/БДТ

Хотя официально БДТ больше не возглавляет Андрей Могучий, но театр все равно продолжает соответствовать самым высоким стандартам. Здесь вышла одна из главных премьер последних лет — «Холопы» в постановке самого Могучего. Это масштабное высказывание, связующее историю самодурки-помещицы и правление Павла I с нынешним днем. Также внимания стоит трилогия «Маленькие трагедии» двух учеников Андрея Могучего — Арсения Мещерякова и Арсения Бехтерева — и ученицы Юрия Погребничко Александры Толстошевой. А ближайшей премьерой станет «Утиная охота» режиссера Антона Федорова.

«Узел»

Петербург

Спектакль «Горький/Толстой. Воспоминания»   © «Узел»

Самая свежая независимая площадка Петербурга должна в скором времени превратиться в основное место силы для всего легендарного питерского андеграунда. Первый показ здесь уже состоялся: «Горький/Толстой. Воспоминания» Дмитрия Волкострелова — спектакль в жанре «театр предмета», в котором тополиный пух, носки и разбитая бутылка делятся своими воспоминаниями о Льве Толстом. Главными резидентами площадки «Узел» станут легендарные компании «Театр „Тру“» и «Организмы». Так что за всем сочным и экспериментальным в Питере — теперь сюда.

МОÑ

Казань

Спектакль «Танцплощадка»   © MOÑ

Площадка MOÑ в Казани — маст-си для всех туристов, которые хотят ознакомиться с современной культурой этого города: здесь свои работы выпускают лучшие режиссеры и хореографы современности. А еще эта площадка активно рефлексирует над локальной идентичностью, культурным татарским кодом, работает со всеми актуальными социальными темами — будь то боди-позитив и принятие своего тела или поиск любви во времена торжества дейтинг-сервисов. Последней громкой премьерой стал спектакль Димы Крестьянкина «Танцплощадка», в котором горожане разного возраста с помощью различных танцевальных стилей пробуют размышлять о своей жизни.

«Старый дом»

Новосибирск

Спектакль «Е-ее-ее!»   © Виктор Дмитриев/«Старый дом»

Театр с одной из самых сильных трупп в стране недавно возглавил режиссер Антон Федоров. И уже успел выпустить тут две постановки — «Котлован» по одноименной повести Платонова и «Е-ее-ее!» по «Бременским музыкантам». Оба спектакля стали абсолютными хитами, ради которых стопроцентно стоит съездить в Сибирь. Также тут регулярно выходят премьеры лучших современных режиссеров молодого поколения. Ближайшая премьера — «Долгая счастливая жизнь» по сценарию Геннадия Шпаликова в постановке Елены Павловой, музыкальной, точной и жесткой режиссерки.

Театр оперы и балета им. П.И. Чайковского

Пермь

Опера «Человеческий голос»   © Пермский театр оперы и балета

В последнее время многие театральные бастионы пошатнулись, но Пермский театр оперы и балета стабилен в своем качестве — насколько это сейчас возможно. Здесь оперы по-прежнему ставят лучшие режиссеры, оставшиеся в России, а балеты выпускают лучшие из наличествующих хореографов, причем зачастую на музыку лучших современных композиторов. Из того, что точно нужно посетить, — «Человеческий голос» в постановке Дмитрия Волкострелова с чарующей партией сопрано в исполнении Надежды Павловой (18 и 19 апреля спектакль приедет с гастролями в «Новую оперу»), а также «Похождения повесы» в постановке Андрея Прикотенко.

Няганский театр юного зрителя

Нягань

Спектакль «Калечина-Малечина»   © Няганский театр юного зрителя

В течение нескольких последних сезонов в лидеры активно вырывается Няганский ТЮЗ: именно здесь проходят одни из самых заманчивых региональных премьер, а московская театральная публика уже знает, что Нягань — это знак качества, и ждет новых гастролей. Недавно главной режиссеркой здесь стала Сойжин Жамбалова, она же выпустила один из главных хитов театра — «Калечину-Малечину» по одноименному роману Евгении Некрасовой. Это история о том, как девочка Катя, подвергающаяся буллингу и насилию, ищет способы преодоления жесткой и не совсем сказочной реальности.

Новокузнецкий драматический театр

Новокузнецк

Спектакль «Иванов»   © Диана Токмакова/Новокузнецкий драматический театр

За актуальным театром можно также смело ехать в Новокузнецк: здесь сильный актерский ансамбль, современные тексты и новейшая режиссура. Уже три спектакля здесь выпустил Петр Шерешевский, в главном из которых — «Макбете» — действие разворачивается на провинциальном корпоративе, а все кровавые убийства случаются во время игры в «Мафию». Другим хитом театра стал бескомпромиссный хоррор о жизни северного промышленного города в постановке Филиппа Гуревича по пьесе Анастасии Букреевой «Черная пурга».

Красноярский театр юного зрителя

Красноярск

Спектакль «Евгений Онегин»   © Александр Паниотов/Красноярский театр юного зрителя

При предыдущим худруке — Романе Феодори — Красноярский ТЮЗ был одним из сильнейших театров страны. Теперь его возглавил молодой режиссер Мурат Абулкатинов, который не боится конкуренции и с легкостью приглашает в театр лучших режиссеров своего поколения. Сам же поставил тут лаконичного и стильного «Евгения Онегина». Предлагаем следить за развитием событий, потому что тут обещает быть интересно.

Анастасия Паукер, АФИША Daily, 26.03.2025