Театральный критик Александр Вислов: «В театре возможно все!»

18 ноября 2013

Фраза «Нужны новые формы!» по-прежнему не теряет своей актуальности. О том какие новые формы бывают в современном театре и почему они нужны Томску, мы решили выяснить у Александра Вислова.

Этот театральный критик, драматург, старший научный сотрудник отдела театра Государственного института искусствознания, педагог, руководитель курса в ГИТИСе, член экспертного совета Национальной театральной премии «Золотая маска» отлично разбирается в современной драматургии и благодаря постоянному участию в фестивалях не понаслышке знает, что сегодня происходит в театральном мире.

— Александр, правда ли, что множество интересных вещей в театральном мире сегодня происходит за Уралом? В чем, на ваш взгляд, причина такой тенденции?

— Да, как ни странно, самое передовое и интересное сегодня появляется именно в этих краях. Естественно, я не считаю такие театральные центры, как Москва и Петербург — они, конечно, в лидерах. Считаю, что во многом это связано с сибирской ментальностью: люди, живущие за Уралом, генетически по своей сути более свободные, готовые к экспериментам. Другой важный момент — это то, что примерно 10 лет назад, в начале 2000-х годов, сибирские и уральские театры стали активно приглашать на постановки молодых режиссеров, выпускников ГИТИСа и ЛГИТМиКа, где-то начали организовывать лаборатории. Некоторые из них, например, фестиваль современной драмы «Драмы новый код» («ДНК») в Красноярске, проводятся постоянно.

— Увы, эта история не о нашем городе…

— К сожалению, в Томске действительно подобного не наблюдалось. Но обратимся к соседним городам. Например, в Алтайском краевом драматическом театре сменилось несколько молодых главных режиссеров, там работал Владимир Золотарь, Роман Феодори. В Барнаульский ТЮЗ сначала приехал на постановку, а затем остался главным Митя Егоров. Барнаул — не самый театральный город, но благодаря молодежи он заметно «рванул» вперед, преодолевая и косность непривыкших к новому местных зрителей, и проблемы с руководством города. В итоге алтайские театры получили уже не одну «Золотую маску».

Красноярск отличился тем, что затеял лабораторию «ДНК» — ее придумал Олег Рыбкин, главный режиссер театра имени Пушкина. Часть читок пьес он проводил сам, для других звал молодых режиссеров. Отчасти благодаря «ДНК» интересные люди стали сотрудничать с красноярским ТЮЗом. Теперь в Красноярске возникла здоровая конкуренция между двумя сильными театрами. Казалось бы, что такое маленький фестиваль современной драматургии? Но он дает очень серьезные «всходы». Интересные вербатимы создаются о городах…

— Вербатимов в Томске еще не было, расскажите подробнее об этом жанре.

— Это документальный театр, который создается следующим образом: артисты, драматурги берут диктофоны и идут «в народ», разговаривают с людьми. А потом на основе этих бесед создают спектакль. Это может быть конкретная история или портрет города, региона. Главное — драматургом в такой постановке становится сама жизнь и люди, живущие сегодня в этом месте, городе, деревне. Конструируется вербатим везде по-разному. Например, у немцев принято сохранять все документальность, поэтому речи рассказчиков оставляют во всех нюансах, включая охи и вздохи. В России часто что-то видоизменяется, хотя основа спектакля все равно документальная.

Вербатим — это потрясающий тренинг для артистов. В таких спектаклях они присваивают себе то, что им рассказал конкретный человек, его судьбу, жизнь. Важны такие постановки и для города, поскольку всегда вызывает живой интерес. Кто-то соглашается с историей, кто-то хочет поспорить.

— И где чаще ставят вербатимы — в столице или в провинции?

— Даже активнее, чем в столице, этот жанр развивается за ее пределами. Свои вербатимы есть и в Хабаровске, и на Сахалине. Город может быть представлен в документальном спектакле в своих лицах, легендах, причудах, топонимике. А кто-то ставит сверхзадачу. К примеру, в Прокопьевске режиссер Марат Гацалов сделал «Горько» — это история города через призму ЗАГСа, через свадьбы, разводы, похороны. Необычный проект получился в красноярском ТЮЗе, я принимал в нем участие как драматург. Вербатим там назвали «Подросток с правого берега» — дело в том, что театр находится на правом берегу в спальном районе среди пятиэтажек. Это очень депрессивное место, где обитает много неблагополучных подростков. ТЮЗ с помощью документального проекта пытался понять, кто же эти юные зрители, для которых он должен работать. Артисты, драматурги общались с подростками не один раз (при первой встрече человек часто не раскрывается).

Был потрясающий момент, когда одна актриса и драматург встречалась с девочкой, больной эпилепсией. Они хорошо пообщались, а утром девушка сама позвонила актрисе и рассказала свою самую страшную историю, о том, как ее пытались изнасиловать дядя с тетей. После такого откровенного общения актриса и героиня подружились, теперь артистка постоянно навещает девочку в больнице. Так проявилась еще и социальная функция вербатима. Спектакль получился депрессивным, когда его сыграли в Москве на «Золотой маске» в рамках фестиваля «Новая пьеса», то на обсуждении одна девушка сказала: «Я не знаю, как теперь жить». Мы этого своей работой и добивались: чтобы человек задумался.

«Подросток с правого берега» стал шоковой терапией. Мы привыкли спокойно завтракать под новости о гибели людей. Надо как-то задевать зрителя. Кому-то спектакль нравится, кому-то нет, но он вызывает сильные эмоции.

— Развиваются ли сегодня уличные формы театра, ставят ли спектакли под открытым небом?

— Да, хотя в России не так активно, как за границей. Но есть замечательный московский Liquid Theatre. Это ребята «европейского уровня», они не просто устраивают карнавальные шествия и «дураковаляния» на сцене, а делают внятные высказывания современным театральным языком. Недавно я познакомился с замечательным польским театром из Познани — «Бюро путешествий». Они представляют на улице «Макбета» на мотоциклах, герои спектакля — настоящие рокеры. Есть у них постановка на тему войны в Югославии «Похороны Кармен». Актеры играют его на ходулях. Это жутковатый спектакль, а в день, когда я его смотрел, ударил мороз, был сильный ветер и снег, погода добавила истории настроения. Есть неплохой театр «Воскресение» в Украине во Львове. Они создают спектакли на религиозные темы, например, «Иова», а также поставили уличный вариант «Вишневого сада» Чехова, причем это работа без слов. Полагаю, что уличный театр — это всегда интересно, поскольку для этого жанра, так же как и для театра кукол, нет никаких преград. Можно браться за любые тексты, осваивать любую драматургию, от Шекспира до Хармса.

— Нестандартные формы и жанры помогают театрам завоевать зрителя?

— Если говорить о документальных спектаклях, то происходит такая важная вещь: театр идет «в народ», и таким образом «вербует» себе новых сторонников. Кроме того, после показов спектакль обязательно обсуждается, выясняется, что понравилось зрителям, увидели ли они себя как в зеркале.

Сегодня время меняется стремительно, и театр, который хочет быть современным, должен активно «вербовать» себе новых зрителей среди молодежи. Многие ребята воспринимают театр как «отстой», «дедушкино искусство». Мне часто доводилось слышать после лабораторий, связанный с современной драматургией или вербатимом, от молодых людей признания, что в театре они в последний раз были в 5-м классе, а затем его избегали, считая архаичным. «Оказывается, это может быть про меня, а я думал, театр — это место где люди в красивых или не очень костюмах говорят какие-то вещи, которые ко мне не относятся», — признаются зрители.
 
Театр в России всегда говорил об острых проблемах своего времени, объединял аморфную массу зрителей в нацию, в народ. Сегодня это тоже происходит, в первую очередь — на спектаклях, связанных с современной пьесой. Конечно, театр может быть разнообразным, есть примеры и замечательного традиционного театра. Но все же необходимо думать о современности, новом зрителе, о новых формах, присоединюсь в этом к Косте Треплеву.

— Насколько, по-вашему, в Томске остра необходимость обращения к новому?

— Чувствую, она назрела. Некоторые ростки мы уже наблюдаю в связи с приходом режиссера Ильи Ротенберга в ТЮЗ. Может, пока у него нет очевидных удач, но театр — это не только удачи. Видно, что человек выбрал определенный путь и идет по нему. Движение в сторону современного театра обозначено, и оно началось. Я думаю, без этого нельзя, иначе театр не сможет быть на первых ролях в обществе и также, как в СССР и в царской России, оставаться передовым искусством, говорящим с людьми о важных вещах, объединяющих собравшихся в зрительном зале.

— Современный театр в городе обычно начинается с репертуарных, государственных коллективов, или изменить общую ситуацию может даже любительское объединение?

— Нельзя дать однозначного ответа, в театре нет закона. Все может поменяться с приходом человека в государственный театр, роль личности очень важна. Иногда возникают и самостоятельные удивительные коллективы. Хороший пример — кемеровский театр «Ложа», созданный Евгением Гришковцом. В 1990-е они лет 10 ездили по фестивалям любительских театров, я случайно увидел их на одном из таких конкурсов в Новокузнецке и был совершенно поражен. Тогда была другая эпоха, еще не появились социальные сети, не развился Интернета, поэтому про «Ложу» узнавали постепенно.

Потом так сложилось, что Женя Гришковец был вынужден по семейным обстоятельствам переехать из Кемерова в Калининград. Он понимал, что там у него своего театра уже не будет, собирался поступить на юридический факультет и завязать с такой «ерундой», как сцена. Он приехал в Москву, сказал, что придумал спектакль-прощание с театром, и хочет сыграть в последний раз. Я тогда работал завлитом в центральном академическом театре российской армии, мы как раз открыли кафе-клуб. Там мы и предложили Гришковцу выступить. Собралось всего 7 зрителей, наш клуб был малоизвестен. Это был первый показ моноспектакля «Как я съел собаку». Потом я видел эту работу еще раз восемь, но настолько мощно Женя больше не играл. Человек же думал, что вышел на сцену в последний раз в жизни… Мы посмотрели, и сказали ему «Ты что, дурак, какое прощание с театром?!». Устроили ему второй спектакль, многих туда пригласили, в том числе пришел режиссер Илья Райхельгауз, он тут же предложил Гришковцу контракт. Можно сказать, человек проснулся знаменитым на моих глазах.

Для меня этот эпизод из жизни Евгения — самая любимая история о том, что в театре возможно все, и что жизнь человека может невероятным, волшебным образом измениться буквально за одну секунду.

Мария СИМОНОВА
Фото Владимира ДУДАРЕВА
"Томский Обзор", 18 ноября 2013 г.