Театр против логоньеров / Фестиваль-конкурс «Театральная весна»
22 июня 2012
Фестиваль-конкурс «Театральная весна» в Красноярском крае. Приехала во второй раз. Сама не знаю, как на такой экстрим решилась снова: Красноярск, Минусинск, Ачинск, Канск, Железногорск, Норильск... Жизнь в «газели», смена гостиниц, спектакли - с колес, обсуждения сразу после просмотров, сотни километров между городами, а в Норильск и вовсе только самолетом можно долететь. Конечно, это приключение, впечатлений очень много. Работала в жюри драматических краевых театров вместе с Александром Висловым и Владимиром Спешковым (есть еще музыкальное и драматическое для антреприз и муниципальных театров).
Уже красноярские театры стали родными: кого-то знаешь по другим фестивалям, кого-то помнишь по прошлому году - хотелось увидеть, что с ними за год произошло.
Спасибо Татьяне Поповой, представителю министерства культуры края, и особенно - нашему куратору Елене Паньковой, разделившей с нами тяготы и радости путешествия и сделавшей все, чтобы вторых было больше. Кочевая жизнь наша была организована и обустроена на этот раз гораздо продуманнее, спектаклей мы смотрели меньше (хотя и очень много!) - был сделан хоть какой-то предварительный отбор.
Как и в прошлом году, с критиками встретился министр культуры края - теперь уже не Геннадий Рукша, а сменившая его Елена Паздникова, человек, явно в театре осведомленный и заинтересованный.
На первом этапе вместе с жюри смотрел и обсуждал спектакли Олег Лоевский, чье мнение интересно и полезно не только театрам, но и коллегам.
Можно было бы много баек рассказать про нашу экспедицию. Но к делу - к спектаклям.
В самом Красноярске - столице края - акценты явно сменились.
Безоговорочно лидировавший в прошлом году (и не только в прошлом) Красноярский драматический театр им. А.С.Пушкина (главный режиссер Олег Рыбкин) вступил в тяжелое бездомное время реконструкции. На своей площадке играет только камерные спектакли. Большая форма идет на чужих сценах, разбросанных по всему городу, с неизбежными потерями. Драма представила три спектакля - два взрослых в постановке приглашенных режиссеров. И «Конька-Горбунка», любовно придуманного самим Олегом Рыбкиным (режиссер-постановщик), Ларисой Лейченко (режиссер), Еленой Турчаниновой (художник), Екатериной Берестовой (композитор). Эстет и провокатор, Рыбкин неожиданно оказался умелым затейником и вовлек не только взрослых - артистов и зрителей, но и самых маленьких крох в прелестную сказку-игру, доставившую всем огромное удовольствие. Театр создал прелестный рукотворный мир из ситца, в котором актеры, молодые и опытные, озоруют, играя в ребят, которые играют в персонажей сказки. «Конька-Горбунка» признали «Лучшим спектаклем для детей».
А вот взрослые спектакли такого восторга не вызвали. Взявшись за «Лес» режиссер из Санкт-Петербурга Сергей Ражук, в последние годы активно работавший в кино, смешал тексты Островского и... Чехова. Слуга Карп (прекрасный актер Виктор Лосьянов) стал почему-то произносить в имении Пеньки астровские монологи про то, как бессмысленно губят у нас леса. Галина Саламатова, прекрасная бабушка в «Похороните меня за плинтусом», в классической роли Гурмыжской сделала заявку на образ женщины властной и лицемерной - этакого Тартюфа в кринолине (пышные ее туалеты явно рассчитаны на бенефисный эффект). Она величественна и жизнелюбива - прямо-таки пеньковская Екатерина II. И при этом все время следит за собой, на лице - унылая мина, губки поджаты. Вот только актриса осталась наедине с ролью, не получившей без помощи режиссера развития. Блеснула в несомненно удачном дебюте Яна Няньчук - страстная, цельная красавица Аксюша, конечно, способная быть подлинно драматической актрисой («Лучший дебют»). Запомнился необузданный, жилистый купец Восьмибратов Якова Алленова. Остальные же актеры, включая исполнителей таких выигрышных и фундаментальных в пьесе ролей, как Счастливцев, Несчастливцев, Буланов, Улита, в памяти не задержались, как будто их на сцене и не было.
Вспомнила роман Стивена Кинга, в котором зубастенькие чудовища лонгольеры пожирали прошлое, налетая на него стаей, как пираньи. Заблудившийся во времени самолет оказался в аэропорту вчерашнего дня, кому-то из пассажиров удалось вернуться в реальность, а кого-то пожрали - вместе с безмолвными зданиями, оцепеневшими деревьями и потерявшими вкус и запах продуктами, заполняющими вчерашние холодильники вчерашних кафе. Почему одни уцелели, а другие канули в никуда и никогда? Ведь среди исчезнувших были вполне достойные люди и даже герои, а не только бездари и злодеи.
Думаю, режиссер, увлекшийся своей концепцией, забыл про актеров. Предоставленные себе, они играют как Бог на душу положит - как каждый представляет себе правильную игру Островского. А представляет каждый по-разному, в силу своего опыта, вкуса и таланта.
Претензия на актуальность привела к штампам вчерашнего дня. Подстать режиссеру работает художник Ольга Слезкина: на сцену вывалены бытовые предметы, муляжный пень-пнище с расползающимися корнями, фотообойные задники с пейзажами под Левитана-Шишкина. (Почему-то в финале на заднике возникает зеркально отраженный пустой зрительный зал.) Получился спектакль с претензией, ложно многозначительный, по мысли размытый, по форме - рыхлый.
«Тартюфу, или Обманщику» Мольера в постановке молодого режиссера Романа Феодори подобных претензий не предъявишь. Это спектакль блестящий по форме, со стильной сценографией Виктории Поповой, отточенными эффектными мизансценами, продуманной и органично усвоенной артистами пластической партитурой, стремительной и ясной речью... Казалось бы, чего же еще? Но результат - недоведенность целого - по сути тот же, что в «Лесе».
Феодори, оставивший Барнаульский театр драмы ради Красноярского ТЮЗа, стал в этом сезоне прямо-таки лидером в театрах Красноярского края. Его здесь полюбили, и он оттянулся от души. Кроме двух спектаклей в самом ТЮЗе и «Тартюфа» в драме, на конкурс попали еще два его Мольера - в Канске («Плутни Скапена») и Ачинске («Полоумный Журден» М.Булгакова). Неудержимая энергия, безудержная фантазия, начитанность, насмотренность, умение позаимствовать чужую находку и применить по-своему - несомненные достоинства режиссера. Плюс чувство стиля, любовь к артистам, которых Феодори заражает идеей общего приключения, - а в результате эффектная конструкция, стремительный балет движений. Возникает, однако, впечатление, что артисты, увлеченные режиссером, получив верную установку (более формальную, нежели содержательную), схватывают, но не усваивают режиссерскую мысль - она остается неукорененной в мире спектакля, бездейственной... Беглость работы не позволяет актерам всерьез осмыслить роли, а зрителям - понять даже то, что осмыслено.
Вопросов к «Тартюфу» много. Выведенный на сцену автор-Мольер в завитом парике (в программке читаем: «Массовка - Иван Янюк» - хм... остроумно?) - не уверенный в себе морализатор, дирижер и заложник действия, обаятельный неумеха (кстати, замечательный Конек-Горбунок в сказке Ершова-Рыбкина) - присутствует в действии дискретно, про него забываешь, потом вновь настраиваешься.
Красавец Оргон с благородной посадкой головы и седой гривой длинных волос - Александр Истратыков - скорее аристократ, чем буржуа, властный, умный, харизматичный. Такого не одурачить мешковатому Тартюфу (Данил Коновалов) - мысль о том, что Оргон видит в Тартюфе себя (общее возделывание-поливание зеленой травки, этюд «зеркало», наконец прямой текст-подсказка Мольера-массовки) не очень убеждает. Блестяще сыгранная сцена объяснения молодых героев и их покровительницы Дорины (великолепная Наталья Горячева) существует сама по себе, вставным номером. Демонически соблазняющая Тартюфа Эльмира (Елена Привалихина) не вызывает сочувствия. Уж слишком она агрессивна. Жалеешь Тартюфа. Да и Оргона. Как-то несправедливо выглядит в этом спектакле торжество справедливости...
Работы Романа Феодори в ТЮЗе - более внятные, законченные. Первый конкурент «Конька-Горбунка» - «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина - коллективный заговор театра в попытке показать процесс творчества, даже не сочинение сказки поэтом, а предвосхищение ее будущим гением, рождение образов пока что в снах, в фантазиях мальчика Пушкина (Алексей Алексеев). Артисты прекрасно поют, двигаются. Создается атмосфера сна, но не благодушного, а волнующего, часто пугающего. Волшебство здесь - не только рождает чудеса, забаву, но и оборачивается иной стороной - зловещим колдовством. Композитор Евгения Терехина использует фольклорные мотивы, в том числе мрачные, языческие. Загадочное пространство Елены Турчаниновой, разделенное высоченными арочными окнами, уводит в зазеркалье (она признана лучшим художником за «Сказку о мертвой царевне» и «Конька-Горбунка»). Такой получился двуликий театр детской радости и печали, преодолеваемой радостью.
Монопьесу Ярославы Пулинович «Наташина мечта» режиссер уверенно развернул в многофигурное, даже полифоническое действие. Это вышло органично! Персонажи, населившие спектакль (в пьесе Наташа о них рассказывает), отнюдь не массовка, а живая среда - они наделены характерами, отношениями, прямой речью: среди многочисленных детдомовцев выделяются вздорная Светка-провокаторша (Екатерина Кузюкова), нескладуха-толстуха Косоглазина (Наталья Кузнецова), явно влюбленный в Наташу Саня (Максим Бутивченко), девочка, выпиливающая по дереву, за что попала в газету (Юлия Троегубова), бессловесный бунтарь в бесформенной рыжей шапчонке, готовый сокрушать все, с чем сталкивается (Алексей Алексеев). Сестры-близнецы воспитки и училки, грозно наступающая на Наташу слепая сила, несмотря на одинаковые платья и прически, тоже не так уж оказываются похожи друг на друга, если приглядеться. Они хоть и заведомые врагини, но все же - из знакомого, привычного мира детдома, в отличие от врачей, напоминающих мусорщиков-ликвидаторов фантастического ужастика (очистить социум от Наташ!), в отличие от «золотомолодежной» тусовки брейкеров (их техничные движения контрастируют с пластической беспомощностью детдомовцев на дискаче - балетмейстер Ирина Ткаченко дело свое знает). В их благополучный сытый мир Наташе доступа нет и никогда не будет. Этот мир населен еще и безликими разборными манекенами, и ватными бесформенными, бесполыми куклами в человеческий рост... Воплощением человеческой пустоты, безликости, абсолютным «ничто» сыграл журналиста Валеру Вячеслав Феропонтов. Он не просто циник или манипулятор - он существо еще более душевно и интеллектуально неразвитое, чем Наташа. Поистине самообман героини, создавшей свою мечту из этой тени человека, трагичен. Художник Виктория Попова придумала подвижную, агрессивную по отношению к живому человеку конструкцию: герметичная белая коробка, поворачиваясь, превращается то в танцпол, то в редакцию газеты, то в камеру «внутренней психушки», куда заточена героиня... Вертикаль задается лесенкой на торце - но путь ведет вниз (прыжок Наташи). Двери открываются как книга - внутри холодный кафель туалета, где идут разборки девочек, ячейки - то ли камера хранения, то ли абонементные ящики почты. Просто, ясно, символично. Саму Наташу Анна Киреева играет слишком, пожалуй, мягко. Ее героиня недостаточно оторва, нет в ней необходимой реактивности. Ее милоту подчеркивает костюм: широкие плечи футболки и худенькие ножки в леггинсах.
Режиссер смещает кульминацию пьесы - ею становится воспоминание о письме, полученном маленькой Наташей от матери, которое девочка не смогла прочесть, но вообразила. В спектакле рассказ Наташи о письме разрывается массовкой, которая пишет воображенные слова любви на доске, пишет с грубыми ошибками, училка же эти ошибки исправляет - это поистине страшная, разрывающая душу сцена, чудовищное глумление над чувствами ребенка. Здесь достигается эффект эмоционального взрыва и художественного обобщения. Вот только актрисе сложно после паузы продолжить рассказ с тем накалом, к которому она подошла, напряжение ослабевает, кульминацию играет не актриса, а мизансцена. Дальнейшие события, а их ведь много - развитие отношений с Валерой, крушение надежд, избиение соперницы - как бы выносятся за пределы реальности, существуют без развития, сразу, целиком, в подсознании героини, которую настигло безумие - она «заточена» в белую комнату, вышла за грань нормальных человеческих отношений, погребена среди безликих кукол в полном одиночестве, ее мечта обернулась сном-кошмаром. Событий этих слишком много, актрисе трудно на протяжении долгого времени быть разнообразной в статично заданном состоянии.
Тем не менее очевидно, что у этой роли (а значит, у спектакля) есть перспектива и возможности развития. Спектакль состоялся - и как художественный мир, который зажил на сцене своей развивающейся жизнью, и как социальный жест. Жюри сочло, что, несмотря на оговорки, именно Роман Феодори заслужил победу в номинанации «Лучший режиссер».
Борис Цейтлин выбрал для постановки в ТЮЗе роман популярного писателя из Перми Алексея Иванова «Географ глобус пропил».
В романе время действия, начало 90-х, перемежается воспоминаниями главного героя, учителя Служкина, о его брежневской юности. Цейтлин усложнил игру со временем, включив наплывы войны и приметы сегодняшних дней, еще более расширив временные рамки, соединил реальность с картинами, воображаемыми главным героем.
Множество действующих лиц, большие текстовые фрагменты, усложненная композиция... Прямо-таки эпическое полотно. Связать события, выстроить их логику нелегко даже тем, кто читал роман.
Конечно, этот спектакль - работа мастера: говорящие мизансцены, великолепная сценография и костюмы (Е. Дмитракова, В. Чутков), прекрасная, точная музыка Е. Терехиной плюс уместные фрагменты из классики и песни советского времени, стихи Бориса Рыжего плюс еще и еще что-то... Видно, что режиссер говорит о личном, важном, ему необходимо высказаться - а это ведь главное в искусстве, и зрители не могут этого не оценить. Но Цейтлин, по-моему, утонул в своих замыслах, конкретная история, судьба героя затерялись в панораме жизни страны. На Вячеслава Ферапонтова (Служкин) легла колоссальная задача сыграть героя нашего времени и человека, из времени выпавшего, по существу Поэта, уставшего от роли шута, жизнь которого не совместима с вечной российской действительностью. Артисту поручены такие длинные монологи в финале, что держать внимание зала технически очень трудно. К тому же из сценического текста ушел юмор, столь важный в романе. Остальные актеры органичны, но их так много, а существование их так дробно, что создать запоминающиеся образы не удается (выделю превосходную работу Светланы Киктевой - Ветки).
Тимур Насиров интерпретировал роман Рея Бредбери «451 градус по Фаренгейту» как реалити-шоу - спектакль и называется «Фаренгейт-шоу». Все, что происходит на сцене, - это заранее заснятые эпизоды-иллюстрации, которые демонстрируются пожарному Монтэгу - герою шоу и зрителям-участникам. Вроде эффектное решение, но роман ему сопротивляется, инсценировка изобилует прямолинейными ходами, излишним социальным пафосом, назидательностью, пересказанное «своими словами» порой звучит фальшиво, не стыкуясь с сохраненными фрагментами текста Бредбери, не попадая автору в тон. Логика нарушается, концы не связываются с концами. Понятно желание режиссера осовременить Бредбери, но в результате порушилась изначальная история. Не помогли ни инакое обаяние Максима Бутивченко (Монтэг), ни цепкая харизма Саввы Ревича (шоумен Битти), ни динамика действия, ни спецэффекты.
Но в целом спектакли ТЮЗа оставили впечатление, что театр живет очень бурно, находится в активном поиске, движении вперед. Жаль, что в конкурс не попал камерный спектакль «Ипотека и Вера, мать ее», результат работы лаборатории, но мне удалось увидеть его в Москве на «Маске плюс», обязательно расскажу о нем в следующем номере.
А вот в Канском театре драмы, который год назад поразил сделанным прорывом, наступило затишье. Роман Феодори довольно формально поставил «Плутни Скапена» (то есть выступил художественным руководителем постановки, режиссером же значится А.Потапова). Впрочем, в этом спектакле, исполнительски очень неровном, есть как минимум три интересные актерские работы: Владимир Мясников - сам Скапен, Владимир Сальников и Василий Васин - два отца, Аргант и Жеронт.
Последний замечательно играет Лимона в милой музыкальной сказке «Чиполлино», с юмором поставленной Ириной Ткаченко (вообще-то она балетмейстер, см. выше). Конечно, этот спектакль гораздо скромнее прошлогодней канской «Мэри Поппинс», но он остроумен и симпатичен. Драматург Екатерина Гороховская иронически переиначила сюжет Джанни Родари, сделав главной тему выбора - ребята с огорода создают свою данс-группу и хотят сбежать в столицу, а тут - выборы. Можно попробовать что-то изменить у себя дома. Молодые актеры замечательно поют и танцуют, правда, не все герои выделяются из массовки. Более опытные артисты работают легко и весело, демонстрируя комедийное мастерство - особенно хороши графини Вишни - Марина Федорова и Лилия Зверева (премия за лучший эпизод).
«Квадратура круга» В. Катаева поставлена Павлом Южаковым специально для молодых, но легкости этим молодым здесь не хватает. Характеры персонажей, пластический рисунок придуманы, однако развития отношений нет, мотивировки поступков не читаются, вообще много профессиональных огрехов. Молодой режиссер из Новосибирска, возглавляющий «Первый театр» и привыкший работать со своими, с выучениками Сергея Афанасьева, для которых легкость дыхания, способность к мгновенному переключению с психологического существования на остранение и обратно - в порядке вещей, не смог добиться аналогичного результата с канцами. В результате ритм хромает, история утяжеляется, все загадки любовных перипетий сразу раскрыты.
Владимир Мясников, который, став директором Канского театра, сдвинул его с мертвой точки, по-прежнему креативен, но после «Маски плюс», на которой с успехом год назад прошел канский «Отелло», получил предложения в Москве - у него свои планы, и он дорабатывает в Канске последний сезон. Но - пока по крайней мере - театр свой бросать не хочет и ищет соратников, которые помогали бы ему осуществлять проекты в Канске.
В Ачинском драматическом театре за прошедший год случились невосполнимые потери. Скоропостижно скончался главный режиссер Сергей Болдырев, «Дядя Ваня» которого произвел на жюри сильное впечатление. Быть может, был этот спектакль перегружен смыслами и формальными приемами именно потому, что Болдырев предчувствовал свой уход, - парадоксальным образом возник эффект «первого спектакля», когда режиссер-дебютант стремится сказать все обо всем. В труппе возникли бреши - один из ведущих актеров ушел, один погиб. В театре воцарилась довольно унылая атмосфера. Ставший главным режиссером Олег Пронин (мне приходилось видеть его талантливые работы в разных театрах) поставил такую тусклую «Странную миссис Сэвидж», что лучше бы ее ни жюри, ни зрителям не показывать. А вот «Полоумный Журден» Михаила Булгакова (художественный руководитель постановки Роман Феодори, режиссер-постановщик Владимир Кузнецов) - спектакль, здорово придуманный и местами прямо-таки пронзительный. Театр разыгрывает двойную историю - самого Булгакова, запрета его пьесы, его любви к Незнакомке, напоминающей, конечно, Маргариту, и собственно Журдена, роль которого в силу обстоятельств вынужден взять на себя драматург. Великолепно сочинены и стильно выполнены сценография и костюмы - огромный письменный стол-подиум, с активно работающими выдвижными ящиками и люками, экран с документальной хроникой, система занавесей, зловещая красно-черно-белая цветовая гамма рифмует любовь и смерть, автора и героев, Булгакова и Мольера (сценография и костюмы Даниила Ахмедова). В спектакле точно передается конкретное булгаковское время и театральное мольеровское, какое-то сгущенное, почти материальное выражение получает вечная, непреходящая тема «тиран и художник». И ответ о несвободе художника дается простой: в творчестве художник свободен, даже если его пьеса положена в стол - персонажи живут уже сами по себе, навсегда. Удался прием театра в театре, почти все актеры владеют остранением и фарсовой игрой. Есть любовь! Валерий Курченков, который замечательно играл Астрова, пока не вполне уверен в себе - но ведь ему пришлось ввестись на центральную роль - Автора и г-на Журдена.
Не так уж все уныло в Ачинской драме!
Главными же впечатлениями фестиваля стали работы молодых режиссеров в Норильске и Минусинске.
Егор Чернышов (выпускник СПбГАТИ, мастерская Г. Козлова), приглашенный в Норильский Заполярный театр драмы год назад, как раз когда проходила предыдущая «Театральная весна», настоял на названии, которое театру не казалось обязательным. В Норильске жизнь трудна, и театр стремится подарить зрителям праздник, что очень понятно. Но Чернышов хотел поставить «Утиную охоту» Александра Вампилова и сделал это - сумел убедить театр и министерство культуры Красноярского края. (Кстати, недавно он назначен главным режиссером Норильского Заполярного.)
Во-первых, на роль Зилова режиссер выбрал молодого актера, как это и должно быть. Денис Ганин запомнился мне еще в Омске - там он учился и начал работать в 2006 г., оттуда вскоре перебрался в Норильск. Запомнился не столько ролями - да их тогда и не было, бегал в массовке, сколько выразительной внешностью: длинное лицо без скул с большими губами и какими-то тоскливыми, умными глазами. Он был интересен в норильском «Вдовьем пароходе» в роли сына. Но казалось, что по природе своей недостаточно подвижен для Зилова - не любимец женщин, не игрок, не неврастеник, ну, в общем, не Олег Даль, какой-то другой, не зиловский тип. Однако режиссер и актер проделали колоссальную работу, и Зилов Ганина меня лично убедил - оцепеневший за гранью отчаяния, с больным взглядом, осудивший себя за бездарность жизни талантливый человек. Сейчас мне кажется, что другим он и быть не может.
Еще и потому, что Чернышов рассказал зрителю вовсе не привычную, не социально-психологическую, укорененную в своем времени историю, а внебытовую, экзистенциальную. Историю про прощание с жизнью, предложения которой Зилова не устроили. Жизнь предлагает варианты: бессмысленную работу, новую квартиру, кафе «Незабудку», ерничанье с друзьями, готовыми предать, злые хохмы-розыгрыши, любовь, не покрывающую «расходы», не стоящую усилий. Фактически решение принято, жизнь отторгнута - об этом ведь череда эпизодов, из которых состоит пьеса Вампилова. Зилов-Ганин выбирает утиную охоту - это жизнь за гранью жизни, смерть, переход в мир иной, переправа с Димой-Хароном, вовсе не лакеем, а ангелом смерти, через Стикс.
Отсюда внебытовое сценографическое решение спектакля (художник Николай Слободяник, свет - Елена Алексеева): не квартира, не кафушка со столиками, а торжественные столы-шпалеры с белоснежными скатертями и салфетками, выставленные по кругу, который замыкает пустое пространство, по контрасту - бедная брезентовая раскладушка в центре.
Спектакль идет в три действия, и после каждого антракта сцена освобождается от лишнего - столов все меньше, простор (пустыня души) все больше. Бесконечный дождь - водяной занавес вычленяет Зилова из массовки жизни, замыкая его во внутреннем круге, куда никому, кроме него, нет хода. Дождь отбивает сцены, дождь поглощает лодку, увозящую Зилова в финале.
Точна звуковая партитура: крик улетающих птиц, музыка Андрея Федоськина. Основную тему наигрывает на пианино мальчик Витя, который приносит Зилову венок в начале спектакля, с которым - с самим собой - Зилов прощается в конце. Мелодию подхватывает фонограмма.
Не всем артистам удается избежать монотона, совместить остранение (они - знаки прошлого в воспоминаниях Зилова) и живые человеческие черты и проявления. Но несомненно хороши Галина Савина (жена Зилова Галина - круглолицая русская красавица, внутренне сосредоточенная, покойная); Юлия Новикова - зло скрывающая свою разочарованность витальная Вера, всех называющая Аликами; Роман Лесик - официант Дима, охотник за живыми душами - утками, постепенно приобретающий все более инфернальные черты.
На обсуждении говорилось, что Чернышов доказал принадлежность Вампилова не советской, а мировой драматургии. Сказано громко, но по сути верно.
«Лучшая мужская роль» Денису Ганину - в чем-то аванс, но аванс заслуженный.
Норильский театр представил на конкурс также «Продавца дождя» Ричарда Нэша (перевод Яны Глембоцкой) в постановке маститого Александра Зыкова. Это очень качественная, ансамблевая история, в которой солирует всеобщий (в том числе и мой) любимец Сергей Ребрий, один из крупнейших российских актеров, смотреть на которого в любой роли - огромное театральное счастье. Его Бил Старбак не мошенник-неудачник и не ангел, посланный людям во спасение, а скорее - режиссер действительности, организатор чуда, прискучивший своими прямыми обязанностями Воланд играющий. Недаром сцена, в которой он заставляет Лиззи поверить в себя, решена как спектакль в спектакле, Старбак превращает лягушку в принцессу, дурнушку в красавицу, предложив главную роль в фантазийной игре жизни, дарующей подлинную свободу. Судя по отзывам на премьеру (спектакль в «СБ, 10» был подробно отрецензирован), к весне очень выросла Юлия Новикова в роли Лиззи. Актриса играет натуру цельную, любящую, артистичную, но себя не знающую, скованную комплексами и условностями, являет нам освобождение души, высвобождение красоты. Как всегда, эффектна сценография Олега Головко, в этом спектакле не только дизайнерски современная, но сделанная с юмором и очень конкретная - крепкий дом (ведь это история семьи, и артисты, кстати, убедительно играют именно семью), фургон Старбака - целый арсенал театральных приспособлений, ну а уж дождь - это красота так красота!
В Минусинской драме мы не смогли вживую посмотреть «Ревизора» в постановке Алексея Песегова - был болен исполнитель Хлестакова Сергей Усиков. Судя по видео, это смелая социально-политическая сатира, что неожиданно для Песегова. Вышло смешно и хлестко.
Остановиться же хочется на спектакле «Таланты и поклонники» А.Н. Островского в постановке Павла Зобнина, спектакле которому жюри единогласно присудило «Гран-При» фестиваля.
Молодой режиссер (выпускник мастерской С. Женовача 2006 года), успешно, но как-то негромко ставил в провинции. В «Талантах и поклонниках» он придумал поселить Сашу Негину (Марина Ковалева) и Домну Пантелевну (Галина Архипенкова) в комнатке, которая соседствует со складом Великатова - даже не в комнатке, в отгороженном углу. На заднем плане все время живет своей жизнью этот склад - символ современного предпринимательства, обогащения: рабочие, руководимые бригадиром, неспешно, но споро перетаскивают тару - огромные ящики и коробки, что-то грузят, перемещают, выстраиваются, подобно солдатам на параде, для встречи хозяина, который демократично пожимает им руки, угощает папиросками и похлопывает по плечу. Это тоже театр! Но и театр - склад. Закулисные сцены разворачиваются на фоне той же тары. Грузчики не отличаются от рабочих сцены и запросто братаются с официантами вокзального ресторана. Впрочем, и хозяева, и рабочие, и лакеи - поклонники, присяжные театралы. Только импозантный Великатов (Александр Израэльсон) - завсегдатай первого ряда кресел, а грузчики, подобно Пете Мелузову, регулярно заполняют раек.
Цепкая Домна Пантелевна (Галина Архипенкова) старается на всем заработать лишнюю копейку - зашивает грузчику разорванный комбинезон за малую плату, прячет коробку из-под чая, гремящую медяками. Бедность тут явлена неприкрыто, оскорбительно для человека, тем более человека театра, детально (теснота, букеты в цинковом ведре, раковина, в которой подстирывают белье). Гордая, сдержанная, тоненькая, звенящая, как струночка Саша Негина (Марина Ковалева), кажется, оказалась здесь случайно, пришла из другого мира. Так оно и есть - ее мир на сцене, оттуда она возвращается с отблесками живого сильного чувства на лице. Вдруг понимаешь, что она только там, на сцене, и раскрывается - как личность и как трагическая (именно трагическая) актриса.
Детальность, подробность, многоплановость - характеристики этой постановки в целом. Детально разобран с артистами текст пьесы, детально и конкретно разработана палитра отношений между героями, выстроены не просто четкие многозначные мизансцены - продуман и осмыслен каждый жест, каждый взгляд. На родной сцене все в этом спектакле объемно, значительно, одушевлено. Бригадир грузчиков, приходящий к Домне Пантелевне за квартплатой, искренне сочувствует ей, похоже, влюбленно посматривает на Сашу, но понимает - не про него честь. Отвергнутый князь Дулебов (Виктор Бубенков) оскорблен ее отказом не просто в силу извращенных понятий о чести и воспитанности, а потому что не оценен был его красивый (театральный!) жест - как он пылко пал перед ней на колено! Настоящий герой-любовник. Точно нюансирована роль чиновника Бакина, который хочет добиться Сашиного расположения нахрапом (Игорь Фадеев). Низок, изворотлив, но так хорошо знает жизнь и мир театра антрепренер Мигаев (Евгений Клейменов). Наивен, трогателен и возвышенно театрален Мартын Прокофьич Нароков (Николай Кокконен) - уходящая натура. И молодой купец Вася (Анатолий Кузьмин) заражен бациллой романтики - как он поражен отъездом Саши с Великатовым, хоть и не претендовал на ее благосклонность, хоть и не показывает виду.
В тот вечер, когда жюри фестиваля смотрело спектакль, случилось маленькое театральное чудо. И хотя победил мир современной, цивилизованной купли-продажи - Саше подали вагон прямо к месту ее прощания с Петей, только вот вагон этот оказался ящиком для перевозки груза, а отнюдь не золотой клеткой, - все-таки победил театр, потому что оказался способен на такую пронзительную рефлексию.
Минусинский театр победил жюри, которое отдало «в одни руки», кроме премии за лучший спектакль, еще и актерские дипломы: Марине Ковалевой - за лучшую женскую роль, Галине Архипенковой - за лучшую женскую роль второго плана, Игорю Фадееву - за лучшую мужскую роль второго плана.
Остается добавить, что в Красноярском театре кукол появился главный режиссер - Владимир Гусаров, первая премьера которого - театральная фантазия «Каштанка» была признана лучшим спектаклем театра кукол. Действительно фантазийный, изобретательный, но и печальный, неторопливый по ритму спектакль, по атмосфере - петербургский (недаром повествование о потерявшейся собачке ведет Незнакомка - прелестный дебют Галины Паршиной).
Любовно и профессионально сработанный спектакль поэтичен: художник Александр Алексеев играет планами, то расширяя перспективу до улиц города, то сужая до комнаты, то снова распахивая - превращая в цирковую арену. Возникает настоящее кукольное волшебство - когда действуют куклы-марионетки, артистов совершенно не видно (наивная радость зрителя!). Вот грустная Каштанка-марионетка (Наталья Розонова) отстала от большого, в человеческий размер, кукольного хозяина-столяра (Владимир Ясинский), оказавшись среди бесчисленных человеческих ног (настоящих). Вот она на руках у Незнакомки (понятно, что это другая кукла, но ведь подмена незаметна, а интонация существования точно подхвачена!). Вот собачка-марионетка общается с Незнакомцем (Алексей Беляев играет в живом плане), а вот - так же органично с кукольными товарищами: белым котом-персом (Николай Редькин) и капризным гусем (мастерская работа Владимира Ясинского - лучшая работа актера в театре кукол).
Почему чеховская Каштанка-Тетка выбирает не доброго мсье Жоржа и не праздничный мир театра, а голодное существование у вечно пьяненького столяра? Мне показалось, что этот спектакль дает ясный ответ. Она не выбирает. Она возвращается к тому, что ей дано. Это звучит как-то смиренно. По-христиански. Вдруг рассказ представился с какой-то новой стороны.
Спектаклей в прошедшем сезоне в театрах кукол Красноярска и Железногорска поставлено было много -чаще по весьма скромной, а порой по чудовищной драматургии. В них играли хорошие актеры (вернее, чаще всего - актрисы). Иногда прямо-таки очень хорошие. О чем можно было догадаться, несмотря на усилия режиссеров и художников представить актеров и зрителей идиотами.
Среди них выделялся, кроме «Каштанки», еще один - «Богатырь Нюргун и Светлоокая Туярыма» в Железногорском театре кукол «Золотой ключик» в постановке режиссера Петра Скрябина и художника Михаила Егорова из Якутии. Зрелищно, умно, познавательно, да просто интересно! Быть может, якутам переложение их эпоса показалось бы наивным, но мне лично показалось, что в спектакле присутствовал не только русский взгляд на чужую культуру, но и настоящая этника. Хотелось бы, чтобы таких спектаклей было больше. И чтобы многочисленным русским сказкам, которые в театрах кукол кастрируются без наркоза, везло бы с инсценировщиками и постановщиками, как повезло якутскому олонхо.
Красноярский краевой фестиваль подарил много художественных впечатлений и даже открытий. Хватит, чтобы вспоминать весь следующий год! Прошло немало времени, прежде чем села писать про него. Отобранные нами спектакли выступили на финальном фестивале в Красноярске (и, как это случается, не все сыграли удачно на чужих площадках). И вот какие-то работы до сих пор стоят в памяти четко, до мизансцены. И сам театральный конкурс как целое, несмотря на протяженность в пространстве и времени, обрел черты общности, единства. Здесь в театрах думают о времени и говорят о вечном. Назло пожирателям жизни логоньерам.
Александра ЛАВРОВА
«Страстной бульвар, 10» №9-149/2012