Татьяна Тихоновец: «В Сибири не боятся рисковать»
11 июля 2012
– В этом году “Ново-Сибирский транзит” стал фестивалем молодой режиссуры. Когда составлялась программа, Экспертный совет сознательно делал акцент на новых именах?
– Совет вовсе не стремился к тому, чтобы молодая режиссура была представлена как можно более полно. Эксперты смотрели немалое количество дисков (около 80). Очень многие театры не попали в афишу не потому, что там не присутствовали работы выпускников ГИТИСа или СПбГАТИ. Просто в некоторых городах режиссеры старшего поколения показали такие замшелые спектакли, что, казалось, они поставлены в 50-х годах прошлого века. Я думаю, что эти театры руководствовались чем угодно, но не художественными соображениями. Приглашая режиссеров, руководители часто не понимают, кого они приглашают, действуя по принципу: “одна подруга посоветовала”.
– Или, как говорят многие директора: “Нам нужен спектакль для зрителя”, имея в виду кассовый успех любой ценой.
– Вот как раз на это условие – постановку кассового спектакля, непременно комедии, которая будет иметь коммерческий успех, не идут молодые режиссеры. На это идут люди, которых, как правило, никто не знает. Иногда спрашиваешь директора: откуда вы взяли режиссера Х, он обычно отвечает: “Из Москвы или Питера”. Но, когда интересуешься той или иной фамилией у москвичей и петербуржцев, те уверяют, что никогда о них не слышали.
Иногда диски, которые мы смотрели, приводили в ужас. Особенно записи спектаклей театров Дальнего Востока. Идея привлечь этот регион была важна и руководителям фестиваля, и экспертам. Все понимали, что Дальний Восток оказался настолько удаленным от России, что практически выпал из театрального контекста. Театры там живут в другом историческом времени. Нам удалось взять в афишу “Малыша” Константина Кучикина (он был на прошлогодней “Маске”).
– В программе оказался спектакль из Южно-Сахалинска “Прекрасное далеко” Данилы Привалова.
– Да, и это очень тонкая, непровинциальная работа молодого режиссера Павла Зобнина, родившаяся во время Лаборатории, которую проводил Олег Лоевский. Руководит Сахалинским международным театральным центром имени Чехова тоже молодой режиссер Даниил Безносов, как и Павел, он ученик Сергея Женовача. В “Прекрасном далеко” кроме известных актеров Клары Кисенковой и Виктора Черноскутова играет команда молодежи.
– “Ново-Сибирский транзит” наглядно показывает картину смены поколений.
– Так получилось, что лидирует именно молодая режиссура, а не режиссура среднего поколения. На пятки когорте, представленной Романом Феодори, Петром Шерешевским, Егором Чернышовым, наступает новая генерация. И то, что они охотно едут в Сибирь, хорошо говорит, прежде всего, о сибирских театрах. Сибирь распахнута молодым веяниям. Этого явления мы не видим на Урале. Когда мы выбирали уральские спектакли, ничего, кроме двух названий из Екатеринбурга и одного из Челябинска, найти не удалось. Урал оказался гораздо более закрытой территорией для эксперимента, чем Сибирь. Может быть, потому, что сибирские театры самодостаточны, не оглядываются на столичную моду. Они не боятся рисковать, не боятся соперничества.
– Здесь, на фестивале, представлены в основном спектакли выпускников Москвы и Санкт-Петербурга. Провинциальной режиссерской школы у нас нет.
– Появляются самородки, как Алексей Песегов. Но это редкие исключения.
– Я обратила внимание, что количество Лабораторий начинает перерастать в качество, что, без сомнения, оживляет пейзаж. Если посмотреть афишу фестиваля – весомую ее часть составляют спектакли, выросшие из эскизов.
– Экспертный совет сознательно хотел показать многим театрам, как может быть плодотворна эта лабораторная работа. Она помогает директорам найти своего режиссера. Роман Феодори, к примеру, пришел в Красноярский ТЮЗ, находившийся в трудном положении.
– Да уж. Режиссер Андрей Няньчук довел этот театр до жуткого состояния. Я даже не представляла, что в таком большом городе, как Красноярск, может существовать, другого слова не подберу – убогий в творческом отношении театр.
– До Феодори труппу “разминал” Тимур Насиров. Но первое, что сделал Роман, когда пришел в театр, собрал Лабораторию. Благодаря Лабораториям на нашем фестивале появляются новые названия.
***
– Давайте перейдем к разговору о репертуаре. Начнем с классики. На фестивале присутствовала и русская, и советская классика. Мне показалось любопытным разнообразие подходов к ней. Понятно, что “Маскарад” Николая Коляды похож на шекспировские, гоголевские, пушкинские интерпретации этого драматурга-режиссера.
– Признаюсь, что премьеру Коляды Экспертный совет не видел. Она вышла после окончания нашей работы. Но мы считали, что представить этот театр на фестивале нужно. Спектакль Коляды – всегда парадоксальная фестивальная нота. На прошлом “Транзите” очень хорошо прошел его “Стеклянный зверинец”. Интерес к нему у публики был огромен. Поэтому мы решили еще один спектакль Коляда-театра “Бабу Шанель” показать вне конкурса.
Взгляд драматурга настолько индивидуален, непривычен, что мы понимали: “Маскарад” может вызвать и отторжение, и культурный шок. Но такие неожиданности важны для фестиваля. В “Маскараде” мне, прежде всего, интересен Олег Ягодин. Этот артист – протагонист Коляды. На Арбенина-Ягодина смотришь, не отрываясь. Я воспринимаю Олега Ягодина как совершенный театральный инструмент. Хотя не могу сказать, что полностью приняла спектакль. Но нисколько не жалею, что мы включили “Маскарад” в афишу. В публике нужно воспитывать толерантность к авторскому театру. Провинциальный зритель с трудом терпит смелые отношения с классическим первоисточником.
– Ряд спектаклей, которые можно было видеть на “Транзите”, фигурировали в программе “Золотой Маски” и “Маски Плюс”.
– Мы сознательно включили в афишу эти названия. Кстати, восприятие московской и новосибирской публики сильно отличалось друг от друга. Прекрасно был принят спектакль Екатеринбургского ТЮЗа в постановке Григория Дитятковского “Без вины виноватые”. Я говорила со Светланой Замараевой, исполнительницей главной роли, и она призналась, что в Новосибирске спектакль прошел гораздо лучше, чем в родном городе, лучше, чем на “Маске”. Публика Новосибирска оказалась очень чуткой.
“История города Глупова” новосибирского “Красного Факела” – для меня очень принципиальный спектакль. В данном случае академический театр пошел на рискованный эксперимент, поручив постановку Дмитрию Егорову. Спектакль без слов, состоящий из картинок, постоянно меняющихся и двигающихся. Для меня это важное высказывание режиссера.
– Нужно, наверное, сказать, что Егоров поставил “Историю одного города” Салтыкова-Щедрина в жанре политической сатиры (жанр редкий в нашем театре).
– Режиссер предложил острое, смелое решение. Не в каждом городе такой спектакль разрешили бы. Любопытно, что это взгляд молодого человека на архетипы представителей власти, архетипы градоначальников и на народ, который все время пытается приспособиться, выжить, ни на что не надеясь. Режиссер иногда скатывается к балагану, иногда к капустнику. Порой смеется над советскими мифами, жестоко смеется. Не все это принимают.
– Вы затронули очень важную тему. И она связана не только с особенностями мировоззрения молодого поколения (в качестве примера могу привести последний спектакль Дмитрия Крымова “Горки-10”). Дело в том, что, расставаясь с прошлым смеясь, важно (хотя и трудно) разделять бесчеловечную власть и судьбы людей, оказавшихся под гнетом этой власти. Интересна мысль показать историю город Глупова как серию невербальных картин (хотя, мне кажется, тут есть повторы, тормозящие ритм спектакля). Но меня смущает саркастический музыкальный ряд. Не из-за сарказма. Мало ли писалось в советские времена холопской музыки? Но Егоров выбирает для стёба “Прощание славянки”, что непонятно, поскольку он сам ставил “Прокляты и убиты” Астафьева в Барнауле, спектакль назывался, как старый марш. Неточность выбора музыки затемняет высказывание.
– Мне кажется, Егоров хочет показать войну как абсурд. Ведь у Салтыкова-Щедрина одна часть глуповцев побила другую. Это право режиссера. Хотя некая избыточность в “Истории города Глупова” ощущается.
В театр пришло первое непоротое поколение. Первое поколение, которое смотрит на русскую историю отстраненно. Егоров взял абсолютно несценичное произведение русской классики и сочинил на его материале очень любопытный спектакль.
Раз уж речь зашла о классике, я бы вспомнила “Балаганчик” Челябинского Камерного театра. Для такого нетеатрального города, каким стал в последние годы Челябинск, это – жест.
Трудно найти подход к блоковской драматургии. Замечательна музыка, которую Александр Пантыкин написал для этого спектак-ля, она во многом определила успех режиссера-хореографа Ларисы Александровой.
– Впервые на фестивале появился детский спектакль – “Конек-Горбунок” Олега Рыбкина Красноярского театра имени Пушкина. По-моему, очень верное решение экспертов. Вспомним, что в этом году на “Маске” лучшим спектаклем большой формы стало “Счастье” Андрея Могучего, также поставленное для детского зрителя.
– Решение было принципиальным. Найти талантливый спектакль для юных зрителей – нелегко. Надеюсь, что это не будет одноразовая акция. Новосибирцы были счастливы. “Конек” – рукотворный театр с замечательной сценографией и костюмами Елены Турчаниновой.
– Безусловно! Чего стоит громадный Кит, сооруженный будто бы из лоскутного одеяла!
– Это спектакль-игра. Вроде бы не новый прием. Но артисты работают прекрасно. С увлечением и удовольствием. Дети после спек-
такля потянулись на сцену, чтобы потрогать не только Чудо-Кита, но и костюмы. Такие спектакли будят воображение зрителей.
***
– Сегодня драматургия Александра Вампилова тоже классика. Признаюсь, меня огорчил спектакль Егора Чернышова “Утиная охота”, поставленный им в Норильском театре. С одной стороны, “Утиная охота” – стильный спектакль большой формы, поражающий низвергающимися на сцену потоками воды. А с другой – он рождает ощущение “отдельности” оформления и содержания вампиловской пьесы. Мне показалось, что “Утиная охота” была прочитана без осмысления важной темы: чем сегодня она может быть 
– “Утиную охоту” в наши дни ставить трудно, потому что потерян тот исторический контекст, в котором она была написана. Не помню, кроме спектакля Вячеслава Кокорина в Омской драме, удачных постановок по этой пьесе. Сначала ее не разрешали ставить, а когда стало можно, выяснилось, что время ушло. Сейчас нет безвоздушного пространства, определяющего атмосферу этой пьесы. Люди дышат. Мне любопытно, что молодой режиссер взял именно этот материал – значит, он почувствовал во времени что-то, созвучное Вампилову. Но, увлекшись холодной, стерильной формой, не очень понял, кто сегодня Зилов. Он был героем своего времени. Талантливый артист Денис Ганин, играющий Зилова, оказался сам по себе. Он существует вне времени, вне социума, вне метаний, которые делали Зилова трагическим героем. Я увидела нервного, интересного, способного артиста, действующего в условиях этого пространства, этой формы. Но в его персонаже нет отчаяния, ощущения бессмыс-ленности жизни.
***
– В программе фестиваля встречались интересные рифмы. Я, конечно, говорю, в первую очередь, о двух “Августах” Трейси Леттса.
– Мы не могли не привезти Омскую драму – один из главных театров Сибири. “Август. Графство Осэйдж” омичей входил в афишу “Золотой Маски”. Но для меня интрига развернулась здесь, в Новосибирске, поскольку я не видела работу Марата Гацалова в “Глобусе”. Это два очень разных спектакля. (В капустнике новосибирцы очень смешно материализовали этот сюжет: “два августа в мае”.) Но, если говорить серьезно, Гацалов подошел к этой истории совсем не так, как Анджей Бубень, поставивший, в сущности, бытовой спектакль. В омском спектакле очень хорошие актерские работы, и, в первую очередь, Валерия Прокоп в роли Виолетты.
Спектакль Марата Гацалова нас погружает в пространство дома, из которого мы не можем выйти, как и герои пьесы. Пространство истекающей жизни, умирания дома, где трудно дышать. Здесь, по сравнению с омским спектаклем, нет ничего “утепляющего” – чуть грубоватого юмора, забавных сцен. “Август” напоминает пьесы О'Нила, то есть трагические сюжеты начала ХХ века. Но при всем том, это длящаяся история, которая будет иметь продолжение в будущем. Очень бесстрастно, без явно выраженных симпатий к кому-либо, Марат Гацалов выворачивает наизнанку судьбу этой семьи, и каждый может узнать в героях пьесы себя. Очень важной становится тема индейцев (совершенно не тронувшая Бубеня). Индейцы жили здесь до прихода обитателей графства Осейдж, индианка Джоанна Моневата, горничная семьи, похоронит не только хозяйку, но и вообще жизнь в этом доме.
В спектакле сталкиваются два параллельных мира. Одна цивилизация сменила другую и, в свою очередь, разрушается на наших глазах. Жизнь семьи Уэстон оказалась бесплодной и бессмысленной. В спектакле Гацалова присутствует экзистенциальный ужас. Безусловно, два разных подхода к пьесе создавали драматургию фестиваля.
– К этому, наверное, нужно прибавить, что омичи играют на большой сцене, а новосибирцы – на малой. Но разница подходов, конечно, ощущается. Я бы решилась сказать, что немалую роль в ней играют переводы пьесы. Дело ведь не только в разном написании имен и самого графства (у омичей Осэйдж, в “Глобусе” – Осейдж), порой кажется, что это разные пьесы (хотя, возможно, такое чувство возникает из-за полярности режиссерского видения).
– Подход молодого режиссера мне ближе. И, кажется, он гораздо больше соответствует эстетике этой пьесы. Актеры существуют по-другому, по-иному складываются взаимоотношения между людьми. Это пьеса конца времен. Что будет дальше – неизвестно.
***
– Фестиваль интересен разнообразием тем и сюжетов.
– Внутри “Транзита” есть еще одна драматургическая линия. Хотелось как-то представить жизнь Сибири. Рассказать сибирские истории. Ведь Сибирь – это такой котел, такое варево! Вспомним множество судеб людей разных национальностей, не по своей воле оказавшихся здесь… И поэтому мы решили взять читку “Малыша” Мариуса Ивашкявичюса Красноярского театра имени Пушкина, в ней участвуют не только артисты, но и непрофессионалы-литовцы из ссыльнопоселенцев. Режиссер Андрюс Даряла (артист Красноярской драмы) сам литовец. Получается документальная история.
– По очень талантливой, как мне кажется, пьесе.
– Я думаю, ее время впереди. И вторая история – “Жители города К.”, состоящая из исповедей, которые собрал режиссер Геннадий Тростянецкий. Этот спектакль Канского театра обладает большим обаянием. Люди рассказывают о себе. Сейчас, видимо, очень нужны исповедальные истории. Ведь театр часто отворачивается от реальности, современная драматургия не всегда отвечает потребностям зрителя. А здесь всех покорила искренность исполнителей. Это актерский вербатим.
– Есть смысл поговорить о современных пьесах на фестивале.
– Несколько спектаклей (о чем мы уже говорили) возникли из лабораторных эскизов, и в их основе лежит современная драматургия. Прежде всего, интересен выбор молодых режиссеров. Они прекрасно понимают, что материал, если и не рассчитан на большой зрительский успех, то должен отвечать на какие-то сегодняшние вопросы. Нам понравился “Убийца” Александра Молчанова в Кемеровском театре драмы имени Луначарского. Получилась лирическая, откровенная история, хорошо придуманная режиссером Антоном Безъязыковым. Артисты очень точно чувствуют аудиторию, мы видим какие-то особые театральные жесты, которых не понимают зрители старшего поколения, но хорошо считывают молодые. Я смотрела в Кемерово спектакль в десять часов вечера и чувствовала, как вместе с актерами зал дышал, волновался, переживал, сочувствовал. История светлая и пронзительная. Герой “Убийцы” пытается говорить с Богом. Может быть, это и не православный Спаситель. Но, тем не менее, для героя важна некая вертикаль. Андрей знает мало слов, хотя и прочел много книжек (украденных в библиотеке). В этой пьесе очень важно то, что герой осуждает себя, считая, что если в мыслях своих совершил грех, значит, грешен.
– В программе совпали “Убийца” и “Язычники” Анны Яблонской (спектакль Веры Поповой в Прокопьевском театре). Это очень важная, современная перекличка. Сегодня церковь и некоторые новообращенные берут на себя право судить искусство, требуя запрещения спектаклей. Можно вспомнить московские истории с “Золотым петушком”, “Сном в летнюю ночь”. Кстати, и здесь, в Новосибирске, какой-то батюшка назвал выставку Пикассо “порнографией”; к счастью, общественность вступилась за французского гения, но факт остается фактом. Вспоминаешь времена начала прошлого века, когда епископ Гермоген запрещал ставить “Анатэму” Леонида Андреева. Не дай бог нам снова получить церковную цензуру!
– В “Язычниках” молодой автор высказывается на животрепещущую тему: что есть вера? В обеих пьесах речь идет не о религиозном сознании, а о том, что молодой человек пытается найти себе опору. У Яблонской люди тоже потеряли надежду, и мамаша, бросившая своего ребенка ради хождения по монастырям, решает вернуться и всех осчастливить. Таких людей сегодня много. “Язычники” – прекрасная пьеса. В ней есть быт и бытие. И то, что два эти спектакля показаны в рамках фестиваля, очень важно.
Я возлагаю большие надежды на молодых режиссеров. Мне кажется, что они вовсе не потерянное поколение. Они дружны. Они идут рука об руку, как “Мальчики” Женовача, помня то время, когда они были хорошими. Дай бог, чтобы они не стали циниками.
– Под конец поговорим об особенностях фестиваля.
– “Ново-Сибирский транзит” очень серьезно, скрупулезно делается. Во-первых, важно то, что он объединяет три огромных региона. На Урале ничего подобного нет. “Реальный театр” в Екатеринбурге – прекрасный фестиваль, но совсем другого типа.
Фестиваль в Южно-Сахалинске пока еще не в состоянии взять на себя миссию регионального. По сути, “Сибирский Транзит”, правопреемником которого стал нынешний, уже второй фестиваль в Новосибирске на базе “Красного факела” (эту ношу взяли на себя Александр и Ирина Кулябины), в свое время объединил все театры Сибири, сделал очень много для сплочения режиссеров, директоров региона.
Второе. Очень важно, что помимо участников фестивальной программы приезжают люди из огромного количества городов. Они знакомятся, смотрят спектакли. В этом году в Жюри был Михаил Никитин, директор Магаданского театра. Я недавно там была, абсолютно богом забытый край. С какой жадностью Никитин смотрел спектакли молодых, зазывал их к себе. Без этого фестиваля такие знакомства и приглашения были бы невозможны. Каждое утро начиналось с программы “Будем знакомы”, где театры рассказывали о себе, а заканчивались дни чудесными капустниками. Мне кажется, сегодня “Ново-Сибирский транзит” – самый серьезный и грандиозный из региональных фестивалей.
Беседовала
Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
«Экран и сцена» № 12 за 2012 год
разработка ПО сайта
