Школа театрального зрителя

13 апреля 2014

Первый «Детский Weekend» на «Золотой Маске»
 
xl_20140414192821.jpg468К 20-летнему юбилею «Золотая Маска» обзавелась еще одним спецпроектом: к «Новой пьесе», «Маске плюс» и танцевальному «Контексту» добавился «Детский Weekend». Для детей от нуля до шестнадцати подобрали спектакли самых разных жанров: современная хореография для подростков («За (скобками)» от «Балета Москва») соседствовала в программе с «настольным театром» для самых маленьких («Сказки из маминой сумки» в Театре и клубе «Мастерская»), а постановка Большого театра «Настройся на оперу» – со «Снежной королевой» Романа Феодори, главного режиссера Красноярского ТЮЗа.

Спектакль, который возник по производственной необходимости в период новогодних ёлок, эксперты «Золотой Маски» включили в конкурс и сразу в четырех номинациях. Случай, надо сказать, из рядя вон: ни одна детская постановка, за исключением «Счастья» Андрея Могучего, на «Маску» еще не претендовала. Но, видимо, новое поколение режиссеров постепенно и принципиально меняет ситуацию: вместе с детскими постановками, способными составить конкуренцию взрослым, один за другим в Москве появляются и маленькие независимые театры. Многие молодые родители знают, что Домик Фанни Белл, Трикстер, Снарк (список можно продолжить) гарантируют небанальные подходы и не устают экспериментировать. Спектакли они играют в «комнатном», или клубном формате, на коленке изобретая разные способы коммуникации со зрителем 0+.

В пример «Маска» привела работу режиссера Марфы Горвиц и художника Александры Ловянниковой: на «Детском Weekend' е» они показали, как можно сочинять свои «сказки» с помощью самых простых бытовых предметов, от расчесок до макбука. «Принципиально, что это не винтажные вещи, специально отобранные, а обыденные, которые можно взять с полки или достать из маминой сумки, чуть добавить фантазии – и зритель сразу понимает, что предмет обретает другой смысл, – поясняет Марфа Горвиц. – Надо Але отдать должное, она продвигала эту идею, настаивала на этом ходе, а я уже под него пыталась слепить историю, делала отбор. Грубо говоря, она приносила бигуди на репетицию и говорила: «А такие червяки тебе нравятся?»

В итоге кастинг прошли линейки и прищепки, которые стали ёлками, маникюрные ножницы, которых выдали за ворон, а еще пузатые, как пингвины, баночки из-под косметики и строительные рулетки, похожие на улиток. Главные роли – ёжика Фёдора и его родителей – достались щеткам для волос. Очень простая история, посвященная первому году жизни и знакомству с миром, который расширяется, вовлекает детей в игру и тренирует образное мышление, а родителями подсказывает, как соорудить дома похожий «тренажер». «Это спасение от айпэдов и просмотра мультфильмов, – убеждена Марфа Горвиц, – конкретные рисованные персонажи убивают воображение, другое дело – вальдорфские куклы, которые надо домысливать». И на спектаклях, сделанных без высоких технологий и спецэффектов – как чистый hand-made – дети уже понимают, что наволочка может быть спальным мешком, а театр может быть игрой и обходиться без долгих диалогов зайчиков и лисичек, говорящих ненатуральными (кукольными и детскими) голосами, которые надо из вежливости терпеть.  

Застарелые тюзовские стереотипы ломает и Красноярский ТЮЗ: Роман Феодори сделал зрелищный и одновременно внятный по смыслу спектакль, который полностью отвечает запросам современных детей. «Снежная королева» – сложный конструктор, собранный из разноформатных сцен. Как бы ни решился вопрос с наградой, почетное звание «театральной энциклопедии» для подрастающего зрителя ей присвоили досрочно и, судя по реакции московской публики, вполне заслуженно.

Три километра полиэтилена на сцене, запредельное количество световых машин и фантазия художника Даниила Ахмедова сделали свое дело: детский восторг накрывал с головой даже взрослых, когда на зал спускалась полиэтиленовая речная волна, скрыв под собой половину партера, или когда прямо над головами проносились полиэтиленовые призраки, резко меняя траекторию полета. С «пакетным» материалом, казалось бы, кто только не работал, но Феодори и Ахмедов не просто запускают с его помощью серию театральных аттракционов и wow-эффектов. Они выстраивают манящий и пугающий мир Снежной Королевы, где разным стилистикам есть место. «Самое видное» – у видеоарта, который можно принять и за окно в параллельную реальность. Когда на крупном плане появляется Кай, он как будто смотрит в зал сквозь заиндевевшее стекло. Что находится за ним и за кадром, каждый волен представить сам – может, герметичная капсула из льда, а может, крошечная планета величиной с дом, как у Маленького принца, только ледяная – образных эквивалентов у виртуального пространства мальчика-визионера может быть множество. Видеопроекции «магнитят» внимание не только в силу внешней эффектности, но и потому, что наделены внутренним смысловым объемом.  

xl_20140414193446.jpg467Вообще в спектакле Феодори удельный вес сценической иллюзии не настолько велик, чтобы воображение ребенка «выключалось». Наоборот, оно постоянно ищет аналогии и «стыковки» с визуальным рядом, будь то масштабная демоническая маска Снежной Королевы, сделанная из целлофана, но как будто вырубленная из глыбы льда, или игра в «воздухоплавательные» снежки: дети на сцене перебрасываются надутыми, как огромные мыльные пузыри, пакетами, ну а дети в зале узнают зимнюю забаву. Дается это, вероятно, без лишних усилий: маленьких зрителей не «насилуют» сложными (как и банальными) метафорами и предлагают им ровно то, что они в состоянии понять. Когда «идет снег», над городом медленно шагает долговязая шарнирная кукла с мрачным, как снежная туча, бледным лицом – и с каждым ее шагом цветные, светящиеся домики гаснут. Игра слов и игра масштабами дают в сумме образ Холода, стирающего теплые краски не только с фасадов, но и с людей, и с жизни вообще, наступающего неотвратимо, как зимние сумерки и сама смерть.

Нельзя сказать, что информация к размышлению подается режиссером в ударных дозах, но чаще всего считывается без слов. Говорильней на сцене «Снежная королева» уж точно не грешит: кажется, Роман Феодори основательно «просеял» текст Андерсена, оставив только самые необходимые реплики, точные и выверенные, количественно не превышающие «порог восприятия» юного зрителя. Многое в спектакле решается средствами пантомимы, начиная с наезда разбойников, а скорее, байкеров, и заканчивая рассказом Герды о своем «квесте». Объясняя, куда держит путь, она обходится одними жестами, но частит, как на ускоренной перемотке, и подгоняет саму себя. Нарратив становится объектом иронии и уступает место визуальным выразительным средствам, которые «Снежной королеве» больше к лицу.

Когда Герда комкает свой полиэтиленовый снежок и никак не может запустить вверх, то понятно, что она уже отрезана от всех, кто играет за ее спиной. Для наивной и глуповатой девочки с буклями начинается этап экстремально быстрого взросления. Попав для начала в зимнюю реку, а под конец – в окружение войска Снежной Королевы, то есть лицом к лицу столкнувшись с духами зла, она сумеет преодолеть отчаяние и найти спасение в молитве. Стоит Герде прочесть «Отче наш», как на помощь к ней слетаются ангелы в красных мундирах и ограждают от угрожающе высоких и прыгающих на джампах «снежинок». Стоит ей запеть рождественскую песню о младенце Христе, как сердце Кая, у которого «в голове одна только таблица умножения», оттаивает, а спектакль переходит в формат мистерии. Христианские смыслы Роман Феодори актуализирует ненавязчиво, непрямолинейно, сохраняя за «Снежной королевой» право называться сказкой.

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

xl_20140414192453.jpg253- Почему для работы вы взяли дореволюционный перевод Андерсена, открывающий сказку и с религиозной, почти незнакомой стороны?

- Если честно, в этом и был главный интерес. Это уже советские наши редакторы сказку немножко подработали. По большому счету, если «Снежную королеву» обозвать правильно, то это некая мистерия, религиозный вид искусства, берущий начало из Средневековья. Мы практически не адаптировали текст, ничего не переписывали, не осовременивали каноническую редакцию, у нас же очень много сохранено и повествовательно-ремарочных, и описательных фраз, и условно говоря поэзии. Если она живет несколько столетий и дышит, значит есть в ней и очень актуальные вещи. Хотя я работал и с пьесами современных авторов, Уильриха Хуба делал на Сахалине, «У Ковчега в восемь». На мой взгляд , для детского театра это тоже очень интересное направление, в котором можно работать, и оно нисколько не проигрывает классическим, архетипичным историям.

- За 20 лет впервые на «Золотую маску» номинировали детский спектакль сразу в четырех номинациях. Чем это объяснить? И почему именно «Снежная королева» переломила ситуацию?

- Нужно сразу же сказать, что этот спектакль, с одной стороны, особенный, а с другой стороны, нет, потому что создавался как абсолютно рядовая детская сказка, без намека на фестивальность. Просто мы нашей постановочной группой собрались, поняли, что уже в десятый раз нам нужно выпустить спектакль к Новому году, а это чаще всего трэшовая история, сложенная из «остатков» (материальных и актерских) – и решили, что теперь хотим сделать полноценную постановку, в которой нет аниматорства как такового (чем обычно грешат детские спектакли на большой сцене). Хотим, чтобы это было, с одной стороны, зрелищно, а с другой стороны, мудро что ли. Мы запарились очень серьезно и, мне кажется, именно потому, что вся творческая группа включилась в эту историю, потому что артисты в нее погрузились, «Снежная королева» попала на «Маску». И, конечно, это во многом спектакль художника. От него исходили первые предложения. Он разработал нетривиальные решения еще до того, как мы начали репетировать. Но я, если честно, не могу объяснить ажиотажа вокруг этого спектакля. На мой взгляд, это просто ответственная работа очень многих людей, которые были честны и пытались не обманывать ни себя, ни детей, никого другого.

Я разговариваю со многими людьми, чтобы на фестивалях, например, на «Ново-Сибирском транзите», выделить два или три дня для показа только детских, лучших спектаклей. На «Золотой Маске» прошел «Детский weekend», но до сих пор нет отдельной номинации. Все организаторы говорят, что это вообще большая редкость, чтобы прозвучал хотя бы один спектакль для детей. И я начинаю понимать, что в стране эта проблема есть, но я бы не сказал, что она есть у меня в театре.

Подбор режиссеров, которые в Красноярском ТЮЗе работают именно с детским репертуаром, по-моему, замечательный. Полина Стружкова выпустила два спектакля: это «Королева Гвендолин» по сказкам братьям Гримм и «Тим Талер, или Проданный смех» по прекрасной книге Крюса. Ваня Орлов сделал историю по Андерсену, «Стойкий оловянный солдатик», в абсолютно современном пространстве, постдраматическом, как сейчас любят говорить.

- Как вам кажется, что важнее в современном театре для детей: зрелищность, которая поражает воображение, или условность, которая его развивает?
 
- Обычно ребенок сужает пространство, такова его природа: он в своей маленькой комнатке живет, он строит шалашик, забирается под стол. И провести с ним разговор в больших зданиях театра юного зрителя, которые достались нам в наследство от советской эпохи, очень сложно. Чаще всего мудрый, серьезный разговор происходит именно на малой сцене. Если вы захотите рассказать ребенку сказку, вы же не полезете на антресоль, а наверно, сядете напротив. Мне кажется, это самая главная проблема сейчас в детском театре – с огромными пространствами, которые у нас есть, мало кто умеет работать. И в «Снежной королеве» нам как раз хотелось сделать вызов самим себе, выяснить, можно ли на большой сцене поговорить с ребенком на важные темы, не в смысле «плохая лисичка – хороший зайчик», а найти другие подходы.

С одной стороны, нужна театральная условность, которая будоражит воображение: никогда в жизни мы не сможем на сценической площадке показать все круче, чем ребенок сам себе представит и дофантазирует. А с другой стороны, ребенок очень хочет быть обманутым. И здесь мы как раз сели на два стула, потому что в «Снежной королеве» ровно 50 на 50 присутствуют яркие эффекты, которые, на мой взгляд, не превращаются в аниматорство ради аниматорства, а с другой стороны, очень многие вещи решены театральными способами, как идущий снег или как целофан, который работает то рекой, то катком, то снежками, в которые играют дети. Именно в сочетании двух этих крайностей – условности и зрелищности – и есть ответ на сегодняшний день. Мне кажется, если мы сейчас не будем ребенка обманывать, не будем давать ему спецэффектов, способных заворожить его, удержать его внимание, тогда он, скорее всего, пойдет в кинотеатр, в мультиплекс, где ему покажут блокбастер, который его захватит. Но все равно, на мой взгляд, книга до сих пор остается незаменимой: когда ребенку читаешь или рассказываешь сказку, его фантазия работает гораздо интереснее, чем любая иллюстрация и любой фильм.

У нас в спектакле было много моментов, когда мы спорили с художником. Я говорю: «Сейчас мы все вместе пойдем во дворец принцессы, где бродят сновидения и привидения», – делаю большую зарисовку с хореографом, где герои открывают воображаемые двери, пробираются по коридорам. А потом художник говорит: «Нет, ход отработан, все понятно, дети уже представили, а сейчас влетят настоящие привидения, – Как они влетят? – Дай мне, пожалуйста, 1,5 часа, я покажу». И здесь я начинаю понимать, что эта история постоянного обмана и детей и взрослых, на самом деле, она в театре работает. И в сочетании яркого эффекта, умно сделанного, в правильную мысль положенного, и некой внятной театральной условности, наверно, и есть на данном этапе залог успеха.

Татьяна ВЛАСОВА
"Театрал", 13 апреля 2014 г.