Пять предсмертных состояний

01 апреля 2014

Если вы не хотите читать эту статью, чтобы не узнать из нее случайно интригующую развязку спектакля, то мы вас успокоим: никакого спойлера, «конец вы уже знаете: все умирают».

Какие темы в нашем обществе табуированные? Секс? Об этом говорят все, всюду и даже с малознакомыми людьми. Может, личный доход? Не смешите. По-настоящему неудобная в нашем социуме тема — смерть. Особенно ужасающая, кошмарная и массовая. Именно эту «неудобную» тему мы и любим замалчивать, потому что не знаем, как о ней правильно говорить.

Театр юного зрителя (уже давно работающий не только для юного зрителя) не побоялся говорить на табуированную тему и представил трагедию «Окна в мир» — спектакль по книге французского писателя Фредерика Бербегера «Windows on the world». Ставил ее главный режиссер театра Роман Феодори по инсценировке московского драматурга и театрального критика Александра Вислова. Премьера состоялась 12 марта, а сам автор обещает приехать познакомиться с ней в мае.

Нам предлагается пройти через все круги ада вместе с одной семьей — папой и двумя сыновьями, и из их уст узнать, как надежда сменяется отчаянием.

Пьеса длится около двух часов. Немного меньше времени прошло между тем, как Боинг-767 врезался в здание северной башни-близнеца, и тем, как она рухнула вместе с некоторыми, еще оставшимися в живых. Конечно, невозможно было бы вынести изображение двух часов истерики запертых в ловушке несчастных. Здесь появляется речитатив рассказчика и заглядывающих в лицо зрителям «героев», отстраненным голосом повествующих о своих страданиях и не разобравшихся, как говорить о себе: «я живу» или «я жил».

11 сентября — самая громкая и, одновременно, самая необсуждаемая тема XXI века. Тема, по поводу которой кто-то хотел бы сказать: Америка сама виновата, но нельзя так говорить, ведь погибли люди. Кто-то спросил бы: интересно, кто же на самом деле организовал теракт? Но нельзя говорить «интересно», ведь погибли люди. Как передать весь масштаб трагедии? Как выразить горе утраты тех, чьи родственники были в небоскребах? Как осознать, что чувствовали люди, сгорающие заживо? И нужно ли нам, живым и беззаботным задумываться о трагедиях, осознавать, что подобное может случиться и с нами, соболезновать и тайно радоваться, что нас это не коснулось по-настоящему?

Бесстрастные интонации и вопли о помощи, отстраненный взгляд и корчащиеся тела — контраст обостряет чувства. Чтобы быть к зрителю ближе, отчаявшиеся герои прыгают не в окно, а в зрительный зал, а стюардессы, предлагающие напитки, превращают здание ТЮЗа в мчащийся на полной скорости Боинг.

Высокая степень условности действия обращает нас к тому самому театру, о котором взывают передовые театральные деятели: театру, близкому зрителю, театру нашего времени. А как еще сделать каждому понятной истерику людей, застрявших между небом и поднебесной? Любая попытка обречена быть на «410 метров ниже реальности».

Постановщики стараются сделать то, что делают многие, кто ставит действие по прозе, и что безукоризненно получалось только в лучших советских фильмах — начинают зачитывать книгу закадровым голосом целыми абзацами. Авторы постановки не отказались ни от одной сюжетной линии: трагедия Картью Йорстона, внутренние конфликты автора, печальный роман двух офисных работников — да и мало ли еще жизней рушится вместе с северной башней. Казалось бы, им всем должно быть тесно переселяться с 748 страниц ePub-версии книги в двухчасовой спектакль, но вышло отлично. Разве что скомкался мотив разбогатевших мужчин, бросающих своих жен с детьми ради свободной жизни и манекенщиц. А ведь именно здесь Бегбедер видит одну из причин случившейся катастрофы.

Несколько сюжетных линий нужно было, чтобы противопоставить жизнь и смерть, подобно тому, как Лев Толстой противопоставляет войну и мир. Но трагедия не роман. Целью ее было — заставить каждого задуматься. Что мы можем сделать для тех, кто погиб? Только задуматься.

Развитие действия в спектакле о людях, находящихся 11 сентября в башнях-близнецах, навеяло сопоставление со структурой глав фильма «Антихрист» Ларса фон Триера и кругах ада «Божественной комедии» Данте: только вместо изощренных мучений за грехи герои последовательно проживают все предсмертные состояния: отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение.

Помимо основной версии спектакля на большой сцене, для избранных зрителей (на входе первым тридцати выдавали посадочные талоны) открылась дополнительная режиссерская версия, поставленная художником Даниилом Ахмедовым и балетмейстером Натальей Шургановой.

Пластическая вторая часть, происходившая в подвальных катакомбах театра, утрирует историю «Окон», уходя от театрально-литературной условности к буквально физически-телесным ощущениям. Режиссерская версия, хоть и меньше первой в половину, бьет по эмоциям гораздо сильнее. Это атмосферная иллюстрация с яркими образами страшной тесноты, где люди вяжутся в узлы, где переход в иной мир представлен парадом американских архетипов, да и вообще всех событий, которые проносятся за секунду до смерти. И суррогат как человеческий механизм превращается в полноценного человека, а затем каждый человек во взаимодействии с другими людьми образует единый сгусток человеческой плоти. Получается, чтобы стать человеком, нужно находиться в нескольких мгновениях от смерти.

Метроном над сценой отмеряет время не только для персонажей, но и для нас людей-зрителей, с каждой секундой дыхание затрудняется, и привкус едкого дыма остается на языке. Даже, когда уже все закончилось, ты спокойно едешь домой, но запах гари не покидает твоего обоняния, а тиканье часов продолжают напевать безысходно зловещую песенку.

«В театре возможно все — это все, что нужно знать», — говорит Фредерик Бегбедер, который и сам является персонажем спектакля. Окна в мир — лишь преамбула к всеобщему апокалипсису «человеческого сгустка».

Анна ГЕРАСИМОВА и Виктория РОСЛЯКОВА
Фото - Даша Как-Там-Её
#About, 1 апреля 2014  г.