Пер Гюнт. Дорога
18 июля 2017
Г. Ибсен. «Пер Гюнт». Красноярский ТЮЗ.
Режиссер Роман Феодори, художник Даниил Ахмедов.
драматург. «За “Брандом” последовал “Пер Гюнт”, как бы сам собою», – писал Ибсен в одном из своих писем. Жизненная дорога Пера Гюнта – огромная Кривая. И сам Пер лишен цельности, силы духа, воли – настолько же, насколько этими качествами был наделен Бранд.
Два антипода, две жизни. Но цельного Бранда невозможно даже представить в современном театре, а Пер Гюнт все чаще интересует режиссеров, потому что отсутствие цельности, «раздвоенность, растроенность, расчетверенность, распятость» (Новелла Матвеева) – одно из свойств современного человека, всю жизнь вынужденного выбирать между компромиссами разной степени. И где, в какой момент жизненного пути маленькая уступка совести, незаметное предательство, небольшая ложь заводят человека в тупик, из которого уже не выбраться?
Для Романа Феодори тема пути одна из самых важных во всех его спектаклях. Невозможно перечислить все его дороги и тропы. В «Жаке и его господине» (Милан Кундера), в андерсоновской «Снежной королеве», в «Двух дамочках в сторону севера» (Пьер Нотт), в «Мамаше Кураж» и «Дон Жуане» жанр «роуд муви» определяет очень многое. Режиссёр все время интуитивно находит тексты, в которых все происходит на пути куда-то. Или придумывает дорогу на ходу…
Новый вольный перевод пьесы сделала Женя Беркович. Идя след в след за текстом, она впустила в тяжеловесный слог ибсеновской драмы дуновение сегодняшнего дня. Ее перевод – настоящая поэзия. Дерзкий стих, легко раскладывающийся на диалоги, дышит свободой, полон сегодняшних аллюзий, опирающихся на ибсеновский сарказм, сатиру и поэзию. Он обостренно драматичен и легко воспринимается на слух. Его хочется воспринимать и цитировать. В сценической редакции Романа Феодори используются тексты и старых переводов (А. и П. Ганзен, П Карпа). Пять актов драмы помещены в три акта сценического действия.
Сценография Даниила Ахмедова, почти постоянного соавтора Романа Феодори, подчеркивает эпичность, даже сказочность истории. Тончайшие переходы света (Тарас Михалевский) создают объем, или надборот, плоскостное изображение. Часто используются силуэты, которые лишают действие и персонажей бытовых характеристик и воспринимаются как театр теней. Деревенские жители, насмешничающие над Пером, множащиеся силуэты Анитры, силуэт самого Пера, строящего дом, силуэт огромного дуба – все это напоминает чудесную книжку-театр с картинками, а многомерность планов затягивает внутрь, в волшебные фантазии юного Пера.
Главного героя играют двое артистов. Юного Пера – Александр Дьяконов, старого – Андрей Пашнин, приглашенный в ТЮЗ на эту роль. Они встречаются на пороге еще не начавшейся истории, и старый Пер с любопытством смотрит на себя молодого, отправляя его вперед, по дороге: «Мы все когда-нибудь умрем, / И каждого когда-нибудь не вспомнят, / Как выветрятся запахи из комнат, / Где ты мечтал когда-то стать царем, / Военным, богачом, врачом, ученым. / От этого уже не горячо нам, / Ни холодно не будет. Все пройдет. / Поэтому шагай, Пер Гюнт, вперед!»
И начинается это длинное путешествие по жизни. В первом действии Пер Гюнт молодой, сильный, летучий. Фантазер, а не враль, воспитанный такой же странной матерью, которая вечно рассказывала сыну «про сияющие шлемы. / Про узоры на щите…», называла голодного мальчишку маленьким королевичем. Вот и вырос поэт, а не крестьянин. Олень, о котором рассказывает матери Пер, как видение возникает перед ним. И Озе (Елена Половинкина) то верит сыну, то спохватывается. Они оба чужие в этой деревне. Они нищие, над ними смеются, но девушки все равно тайно любят вралей и фантазеров.
Приэтом Александр Дьяконов играет Пера нормальным современным парнем, у которого одно на уме: догнать все, что движется. Правда, идя на свадьбу к чужой невесте, он то засматривается на облака, то сражается с воображаемыми врагами, а на него с изумлением глядит Пуговичник (Владимир Мясников), пока никому не понятный персонаж. Но очень важно, что режиссер знакомит с ним зрителя до того, как старый Пер вернется умирать. Пуговичник всю жизнь будет наблюдать за ним и за Озе, до тех пор, пока не придет их час. А пока он удивлен: вместо того, чтобы бежать на свадьбу, напиться, покуролесить, украсть невесту, Пер отвлекся на облака: «Вот – облако, похожее на сома. / Вот – облако, похожее на коня. / Вот облако, похожее на меня… Дуй, ветер! / С дороги, птица. / Облачный Пер / На облачной лошади мчится».
Александр Дьяконов (это его первая большая роль) точно и обаятельно играет этот молодой эгоизм, эти бесконечные упоительные мысли о себе, только о себе. Начиная с первой сцены с Озе он все время занят собой. Он талантливо рассказывает о своем путешествии на олене, он умыкает чужую невесту Ингрид (ее иронично, остро, смешно играет Елена Кайзер) и хамски бросает ее, правда, ради Сольвейг (Екатерина Кузюкова). Он бежит в горы и встречает томных пастушек, потом дочь короля троллей… Он никого не соблазняет. Скорее, жизнь предлагает ему всяческие соблазны, и он ни от чего не готов отказаться. В своих мечтах Пер совсем не таков, каким его видят другие. Над ним смеются, его презирают, а он силен, талантлив (таким его играет Дьяконов, легкий, пластичный, очень хорошо чувствующий своего героя). Для Пера доказать этому миру, что он чего-то стоит, – важнее всего.
Е. Кайзер (Ингрид), А. Дьяконов (Пер Гюнт), фото М. Маклакова
Единственный, кто верит в него, – это Озе. И в ее образе режиссер приоткрывает еще одну важную для себя тему: матери и сына. Елена Половинкина замечательно играет бесстрашие и абсолютную любовь матери, которая твердо знает, какой хороший у нее мальчик. Она помнит, каким он был: «…а ты – маленький, тебе страшно. / Просишь: “Мамочка, расскажи сказку”. / Посадила на колени и болтаю все подряд: / Про летающих оленей, про троллиху и троллят…».
Эти фантазии будут окружать Пера. Вся его жизнь станет воплощением материнской мечты. Только в каком-то странном, искаженном варианте. Маленький мамин королевич, он почти станет королем – но в царстве троллей, из которого едва вырвется. Он разбогатеет, но на торговле рабами. Он даже ненадолго станет Пророком, но ничто не принесет ему счастья.
В первом действии с Пером происходит все, что должно происходить в возрасте взросления, а пакости, которые он совершает по молодости, еще не кажутся настоящей подлостью. Режиссер и артист как будто предлагают зрителю манок: кому поверить? Любящей Пера Озе и влюбленной в него Сольвейг? Или разъяренной деревенской толпе, которую натравливает на Пера отец Сольвейг, отнюдь не ибсеновский «тихий сектант»…
Вячеслав Ферапонтов в этой роли играет поначалу чопорного священника, переселенца, чужака, но довольно быстро его герой становится во главе толпы: «Идите и покарайте!» И устрашающая толпа устремляется в зал. Одержимый фанатик, борющийся с развратом, который ему видится повсюду, – портрет дня в натуральную величину и очень узнаваем сегодня. У Ферапонтова в этом спектакле три роли: отец Сольвейг, Король троллей и Сатана. Он очень выразительный и разный: играет одну породу, но многообразные е виды.
Второе действие представляет собой испытания, которые проходит Пер. Встретив дочь короля троллей, Зеленую (Светлана Киктева), он идет не за ней, а за царством, за короной. И в этой сцене он уже почти тролль: готов носить «бант на хвосте цвета нашего флага», есть «козьи орешки с навозом и кашей», и, главное, «упиваться собой». От того, чтобы остаться в царстве троллей, его удерживает только одно: он не готов «стать безухим, безмолвным, безглазым». Он и к Богу обращается, только когда прижмет: «Выпусти, Господи, выпусти…» Бог услышал…
Пер Гюнт сталкивается с Великой Кривой. В новом переводе – с Кривым. У Ибсена этот образ имеет гораздо более символичное и важное значение, чем в норвежском фольклоре, где Пер Гюнт, герой сказки, побеждал Великую Кривую. Герой драмы Ибсена получал от Кривой грозное предупреждение и очень быстро убеждался в его правоте.
В спектакле Романа Феодори встреча с Кривым еще принципиальнее – это встреча с собой и со своим будущим, потому что Кривой говорит с ним голосом старого Пера, голосом Андрея Пашнина.
Серое небо, лишенное красок, как будто Пер Гюнт уже стал безглазым, голые ноги троллей, мелькающие среди черных холмов, молитва матери, которая спасает его, бегущего неизвестно куда от себя, от своих грехов. После встречи с Кривым Пер Гюнт впервые задает важный вопрос: «Что же дальше? Одни зигзаги вместо прямых дорог?» Так, по кривой и пойдет дальше его жизнь. Хотя он выходит из испытаний лучше и чище, чем был. Он мучительно приходит к тому, что никак не может принять его душа мечтателя: «Просто станешь как люди, / Просто будешь как все». Он строит дом, к нему приходит Сольвейг, его ждет простая и даже счастливая жизнь, «как у всех», к которой он почти готов, но тут его и настигает прошлое.
В исполнении Александра Дьяконова бегство от Сольвейг – это первый и, может быть, единственный мужественный поступок Пера. Когда почти на пороге «новой жизни» его настигает Зеленая, с тролленком, его сыном, он впервые понимает, что ничего невозможо вычеркнуть из жизни, что прошлое будет идти за ним по пятам: «Значит, в обход, / Раз теперь нас трое, / Ведьму возьму с собой. / Значит, в обход, / Если все, что строил, / Не выдержит первый бой. / Значит, в обход, / Так говорил Кривой». Обход, правда, продлится целую жизнь, но он об этом еще не знает.
Появление Пуговичника то в образе соседки Кари, которая хлопочет в разоренном домике Озе, то в образе Смерти, которая отвратительным шулерским жестом прикрывает глаза Озе, – это тоже предупреждение, которого не видит и не слышит Пер Гюнт.
А. Дьяконов (Пер Гюнт), Е. Половинкина (Озе). Фото М. Маклакова
Третий акт и вместил в себя всю жизнь Пера. В этом действии режиссеру приходится слишком много перечислять. Эпизод за эпизодом, а их множество, мало что прибавляют в развитии действия. И это досадно.
Пер перестал быть героем драматическим. Мы узнаем о том, что с ним происходит, от самых разных персонажей – в начале четыре женщины, чьи жизни связаны с Пером (Озе, Сольвейг, Ингрид и Зеленая), дружно обнявшись, доверительно рассказывают о нем друг другу. Странно было снова увидеть Озе, хотелось бы начисто забыть об Ингрид и Зеленой, но режиссер не дает нам этого сделать. Он еще раз напоминает, что это театр и люди – все актеры.
В третьем акте происходит возвышение и падение героя. В сцене с солидными господами разбогатевший Пер ведет себя уже как настоящий тролль. В сцене с Анитрой (гибкая, точеная Дарья Мамичева) он впервые осознает себя старым, и тут на сцене появляется постаревший Пер, постепенно замещая молодого. Это раздвоение, кружение, подмены действительно дают ощущение безумия героя. В сумасшедшем доме, «упиваясь собой», Пер осознает себя царем, и само это место рифмуется с царством троллей, и сумасшедшие живут в нем в общем, по тем же законам. И та же отчаянная молитва, что и во дворце Доврского старца, спасает Пера.
А. Дьяконов (Пер Гюнт), Д. Мамичева (Анитра), А. Пашнин (Пер Гюнт, старик). Фото М. Маклакова
Андрей Пашнин, которому отдана последняя часть третьего действия, просто идеален в этой роли. Ему удается сыграть опустошенность, исчерпанность жизни, прожитой только для себя. Финал жизни человека, исполнившего главный закон Доврского старца («А тролли – тебе это скажет любой – стремятся всю жизнь упиваться собой»).Пер Пашнина порочен, но и обаятелен. Такой Дориан Грей, который вдруг является на смену молодому.
Главное в этом действии – встреча с Пуговичником и с Сатаной и понимание того, что Пер никогда не был собой, что он Никто, даже не грешник. И некому за него поручиться.
Пуговичник приходит через весь спектакль. В круглых очках с прилизанными волосами они много кого напоминает. Но не хочется никаких политических аллюзий. Больно много чести. Ироничные, иезуитские интонации Владимира Мясникова выдают в его герое существо высшего порядка, такого вершителя судеб. Я не знаю, с кем он общался, чтобы эти властные интонации уловить, но они потрясающе напоминают интонации тех, кто вершит судьбы людей сегодня. И я вовсе не о потусторонних силах. В спектакле этот герой является силой отнюдь не фантастической. Пуговичник напрямую общается даже с залом, объясняя зрителям причины «переплавки» людей, заставляя поеживаться и невольно отстраняться.
В финальных сценах происходит расслоение личности Пера, уже не на молодого и старого. Нравственный максимализм Ибсена, его суровая требовательность к человеку не смогли победить Ибсена-художника, который относился к своему герою сложнее, чем Ибсен-человек. В финальных сценах Пер (именно после встречи с Пуговичником и с Сатаной) вспоминает о своей человеческой природе, замутненной, испорченной, но иногда способной на возвышенные поступки. Его попытки определить себя, когда все уже потеряно, его признание своей никчемности – это ведь тоже поступок, беспощадный по отношению к своему «гюнтскому я». Может быть, поэтому финал драмы так примиряющ. И финал спектакля тоже.
Очень хотелось посмотреть на Сольвейг, эту строгую чистую девочку, сбежавшую в Перу от лжи, окружавшей ее. Но, видимо, режиссер не нашел в реальной жизни подтверждения ее образу. Поэтому в последний путь Пера провожает вовь воскресшая Озе. Оправдание этому есть в тексте, и не одно. Помимо того, что сам Пер, потрясенный преданностью Сольвейг, говорит: « Что ты, так может мать / сыну сказать родному…», но и она убаюкивает его, как дитя: «Мчится, мчится гнедая конница. / Буду править сегодня я. / И ничего никогда не закончится, / Как и любовь моя». В спектакле это говорит уже Озе, на коленях у которой засыпает Пер Гюнт.
Конечно, режиссер вместе с Ибсеном, с Беркович, с Озе-Половинкиной и уснувшим навеки Пером-Пашниным добились того, что слёзы закипают в горле и эти стихи хочется заучить наизусть. Но вот каверзный вопрос: это Озе отмолила Пера у Пуговичника? Если так, то кто бы сомневался… И что же, все-таки с Сольвейг? Её судьба осталась неизвестной. Хочется, чтобы Роман Феодори с этим вопросом разобрался.
Ноябрь 2016 г.
разработка ПО сайта
