Обожженный язык

14 июня 2012

В Красноярском ТЮЗе появился спектакль «Подросток с правого берега»

ТЮЗ Красноярска и его главный режиссер Роман Феодори поставили передо мной и драматургом Екатериной Бондаренко задачу: создать документальную пьесу о подростке с правого берега. Мы с актерами театра вышли на улицы и стали отлавливать подрастающее поколение, чтобы понять, что особенное, кроме универсально пубертатного, есть в тех, кому сегодня 13–16 лет.

Правый берег в Красноярске считается «другим». Бесконечный Красраб (проспект имени газеты «Красноярский рабочий») уходит за горизонт — в дикие районы, где «страшно гулять», к национальным «гетто» типа «там уже такое развелось!» и рынкам, на которые советовали не ездить.

Но подростки сопротивляются этому стереотипу.

Они придирчиво выбирают музыку для будильника. Не желают проталкиваться в автобус и идут до следующей остановки пешком с плеером в ушах. Считают своего папу таким же крутым, как iPad 3, — когда он не пьет «свое вонючее пиво» и не срывает в комнате у дочери плакат Земфиры. Хотят завести «жесткое животное» — например, кошку. Смотрят порнуху (родители уже в курсе: если телек без звука — значит, она, а если со звуком — значит, нормально: сериал).

В тринадцать лет едут на пару с другом Серегой (с ним не так страшно) заниматься своим первым сексом с двумя «нестарыми» (18 и 20 лет), но очень «развратными» женщинами, а после быстро покидают развратных, потому что в одиннадцать надо быть дома.

Четырнадцатилетний парень по кличке Зума озабочен подрастающим поколением:

— Дети, которые сейчас учатся в первом-вто­ром классе, — наши сверстники скури­ваются-страхиваются, а они же смотрят на это! И деградируют! Я боюсь, что они из компьютеров не будут вылезать и не будут знать простых радостей. Как поймать рыбу или включить телек без пульта.

Четырнадцатилетняя Ника подрабаты­вает в трудовом отряде «добровольным работником — лисой»:

— Мы ходим по садикам и рассказываем про правила дорожного движения. Там дети от трех до семи. У меня костюм, и им очень нравится мой хвост.

Мечтает на заработанные деньги купить себе красные штаны:

— У меня все есть: ноутбук, планшет. Я хо­-чу красные штаны и… ну, чтобы папа вернулся.

Худенький детдомовский мальчик упорно хочет стать «ОМОНом». Но вот беда: шел в бассейн, одна машина остановилась, а другая сбила. Другой хочет «подняться, накачаться анаболиков, стать огромным, чтобы в техникуме в своем всех фигачить». А еще «охрененную бороду, а не эту — комочками».

Девочке нравится мальчик, но есть проб­лема: он низенький. И вроде уже погово­рили — сказали друг другу первые важные слова, а подруги все свое: Ань, ты че, он же такой мелкий, а ты такая огромная вся… «А он мне сильно нравится, жалко только, что он низкий».

И все — где-то с матом, с понтами, с выпендрежем, надменно, горделиво, корявым языком, забегая за одно и другое, и желательно, чтоб никто не догадался, как обстоят дела на самом деле…

Аня вроде бы нашла свою любовь, только он бухает и надо давать ему денег на бухло, но все равно хорошо — живет с ним в отдельной квартире: вынесла мамино и бабушкино золото, на эти деньги сняла квартиру, а дома невозможно было — отчим тиранил. И не совсем понятно, рада ли она, что началась взрослая жизнь, где ей придется все лето работать, зато можно купить тостер, но мама звонит и просит вернуться, говорит, что скучает.

Мальчик Миша гордо перечисляет все блюда, которые умеет готовить: яичницу глазунью, блинчики, супы (один раз варил). Они с братом и отцом справляются, а мать четыре года назад сбежала во Владивосток и только иногда звонит, и он, конечно, сов­сем не переживает, «хотя остались совместные воспоминания».

Главный герой спектакля Никита какой-то чересчур нормальный. Не попадает под стереотип подростка, тем более с правого берега. Благополучный умный мальчик — но в нем много и глубокого, и противоречий.

— Подросток — это же ведь как язык обжечь, — говорит он. — Везде ищешь себя, суешь язык везде, хочется попробовать, но то слишком сладко, то горько, то остро. Все преувеличенно чувствуешь.

Никита из семьи сорокалетних, которым в 90-е пришлось сообразить из железных лист­ов киоск и торговать красками собственного изготовления. Для него отец реально герой, потому что сейчас у них есть все, а отцу пришлось самому пробиваться. Никита говорит, что «Войну и мир» отец не читал, а он прочел — и понял. И вообще много чего прочел, в отличие от отца. Будто у него долг теперь перед отцом — стать лучше. У меня, говорит, список литературы на лето, там «Над пропастью во ржи» есть. Мне про эту книжку рассказывали.

На спектакле дети себя узнавали в героях. И взрослые, их родители, узнавали. Их и себя. Одна старушка сказала: «А мы после войны тоже были такими. Правда, этих… айфонов не было».

Саша ДЕНИСОВА
«Русский репортер» №23 (252), 14 июня 2012 г.