Интервью Никиты Бетехтина для MASKBOOK
05 марта 2020
Мы шли от текста пьесы и договорились о том, что все они звезды. История рассказана через восприятие главной героини, некой 16-летней Машки. Она «некая», а все остальные, как ей кажется, обладают какой-то своей индивидуальностью, которую она у себя не может ее найти. Она хотела бы быть похожей на своих самых крутых подруг и самых крутых парней, которые ее окружают, но она «серая мышь». Ей и мама говорит о том, что она «никакая», а она ищет себя и не может никак найти. Это очень напоминает лично мне мои поиски самого себя в 16 лет. Было очень сложно понять, кто ты есть и в чем твое предназначение. Это тот возраст, когда ты с этим начинаешь сталкиваться: «Кто я есть? Зачем я? И в чем я не похож на остальных?».
Одно из желаний героини – быть особенной, замеченной другими. Как говорил ей в детстве дедушка: «Неважно, чем заниматься – главное, делать это лучше всех. Даже гулять по солнышку…»
Да, но это становится фатальным. Оказывается, что дедушка ей сказал: «Ты должна быть чем-то особенным». Неважно, чем ты будешь заниматься, но ты все равно должна делать это лучше всех. Это тоже странный рецепт. В ней есть это желание делать что-то лучше всех и быть лучше всех. Ей кажется, что это еще один навязанный извне критерий. Весь путь в спектакле она будет решать: как же я могу делать что-то лучше всех? В итоге она не собирается ходить на тренировки, занимается прокрастинацией и предпринимает попытку «лёгкого» хайпа, которая увенчалась неуспехом. Маша Конторович рассказывала, что это реальная история — один из ее знакомых из-за того, что он хотел попасть в паралимпийскую сборную, добровольно лишил себя руки. Но он так и не добился этого.
В чем главная проблема, которая вскрывается в этой истории?
Проблема в быстрой доступности подъема на лифте популярности. Прославиться можно по-разному. Можно вспомнить миф о Герострате — вот уже много тысяч лет мы знаем, что добиться известности можно не только героическими поступками, но и проступками, и вызовом. Сегодня молодые люди видят, что можно легко добиться популярности, а за ней будут стоять и возможности. В пьесе Конторович, на мой взгляд, ставит не вопрос, а восклицательный знак, предупреждая молодых людей о том, что жертвы ради хайпа не всегда оправданы, и за этими жертвами хайпа может и не последовать. Вы можете рискнуть всем, сделать себе татуировку на все тело, но хайпа можете и не получить. Стоит ли тогда жертвовать своим телом, равноценно ли это?
В финале Маша говорит: «Я все сделала правильно». Так ей кажется, но результата не последовало, она не получила ни внимания, ни жалости, жизнь идет дальше…
Да, и от нее отворачиваются друзья. Драматург наказывает героиню. Здесь есть определенное авторское правосудие над героиней, и оно вершится достаточно жестоко.
Маше кажется, что она «будет жить вечно», и вера в свое бессмертие толкает ее на поступки, оборачивающиеся страшной реальностью и разочарованием. Почему и в пьесе она обозначена как «бессмертная»?
В 16 лет мы все бессмертны: ощущение, что впереди очень долгая жизнь, и ты будешь жить вечно и никогда не станешь похожим на своих родителей, и тем более на своих бабушек и дедушек. Мне кажется, это очень интересная мысль, и она действительно позволяет посмотреть на мир глазами подростка. В пьесе есть еще очень интересная формула: как сыграть шестнадцатилетнего человека. Для того чтобы это сделать, нужно вспомнить формулу, которую предлагает драматург: «В 16 лет ты то как Северус Снегг, то Курт Кобейн». То есть периодически тебя бросает в одну и другую крайность – то ты как рок-звезда, то ты как изгой. При этом во всем такая легкость, как будто по жизни ты не идешь, а летишь. Как раз эту формулу и играет Елена Кайзер. Она не пытается играть подростка впрямую, для нее это какая-то игра. Она надевает шапку и задумывается о том, что есть девочка-подросток, письмо которой вдохновило на то, чтобы прийти и поговорить о шестнадцатилетних людях. Она предлагает представить, что это такое.
Через цепочку ситуаций, в которые попадает героиня, становится понятно, что подросток постоянно испытывает давление извне и вынужден оправдывать ожидания родителей, родственников и даже друзей. На ваш взгляд, такие пьесы сегодня нужны в первую очередь для самих подростков или взрослых, которые могут увидеть себя со стороны?
Этот спектакль смотрят и те, и другие. У нас всегда полные залы на этом спектакле.Мне очень нравится, что на этот спектакль приходят отец и сын, дочь и мать, и я наблюдаю за тем, как они смотрят. Очень здорово, когда приходят родители и ребенок, и периодически ребенок толкает в бок маму или отца и говорит: «Не узнаешь себя? Это как ты». Проходит какое-то время, идет следующая сцена, и уже папа или мама толкает ребенка: «Смотри, а это как ты». В Красноярском ТЮЗе к маленькому человеку не относятся как к детям, которым надо что-то разжевывать, мы пытаемся разговаривать с ними на равных. В этом спектакле мы тоже пытаемся найти доверительную интонацию и честно и откровенно разговаривать с ними. Мне кажется, что не так важно, чтобы они узнавали в спектаклях себя. Для них важнее понять, что проблемы, которые они испытывают сегодня, видят и замечают, что тебе это тоже важно. Важно, что мы не собираемся их учить и быть наставниками для них, но мы сейчас вместе с ними, и очень сильно переживаем. И если в какой-то момент нужен наш совет, мы готовы его дать, но ни в коем случае не навязать его. В этом возрасте очень строго работает механизм отдачи – подросток не собирается никого слышать, он должен пройти все ошибки сам. А если он нас спросил – мы должны быть готовы дать очень правильный совет и брать ответственность за него.
В пьесе и спектакле современный язык и узнаваемые реалии сочетаются с поэтичностью и метафоричностью. В спектакле в виде закадрового голоса зачитываются ремарки пьесы, в которых звучит ярко выраженная авторская интонация. С какой целью они были сохранены в спектакле?
Ремарки – это часть текста пьесы, они здесь очень важны. Ремарки Маши Конторович очень красивые. Они вписаны в сюжет и в повествование, и я подумал, что этот текст без ремарок будет неполноценным. Поэтому, конечно, я должен был их оставить. Не только в этой, но и в других ее пьесах ремарка – это часть важного авторского текста. В пьесе «Пол – это лава, а Маша – шалава» тоже сложно понять сюжет без них, это одна из характерных черт ее драматургии.
Маша – девочка, у которой есть фантазия, и одно из ее занятий – «искать зеленую дверь». Один из персонажей – Стармен, с которым Маша общается в иной реальности – в своих снах, которые оживают в космическом пространстве. Как объясняете себе его появление?
Конечно, это попытка за фантазией убежать от серой реальности, которая окружает молодых людей, убежать от жестокости и «обычности». Их окружает «неповоротливость» взрослых и взрослого понимания мира, даже какая-то косность их окружения – не только родителей и родственников, но и педагогов. На улице они встречают людей, которые осуждают их. Этот текст примечателен еще и тем, что драматург очень точно ловит структуру конфликта. В 16 лет основной конфликт молодого человека – «я против всех». Нет друзей! Даже близкий друг – отчасти твой оппонент, не говоря уже о том, что противоположный пол – точно какая-то другая каста, другая планета непостижимая. Есть еще огромная сила взрослых. Я помню себя в этом возрасте. Мне казалось, что я абсолютно один в этом мире и нет никого похожего на меня. Очень сложно с этим жить, когда у тебя нет второго такого же, кто понимает тебя так же, как этот фантастический персонаж Стармен, который приходит к ней во снах. Он мудр, и он один, кому можно рассказать все.
Тема космоса возникает и в воспоминаниях о дедушке, который в детстве мечтал стать космонавтом. Есть ли какая-то связь между этими персонажами?
Мне кажется, связь есть. Я как режиссер, может быть, не рискнул ее иллюстративно укрупнять, но мне кажется, что определенная связь существует.
Он, в отличие от других взрослых, существует в ирреальном, а не бытовом пространстве. О чем вы в первую очередь размышляли, создавая мир взрослых в спектакле?
Самая страшная сцена для меня – сцена застолья. Поток массы родственников, которые знают, как жить, знают ответы на все вопросы. А самый главный их ответ: «Живи как все, живи как мы, как я». Для меня больше всего стоял вопрос о том, чего добились мы, чтобы говорить им о том, как нужно жить? В первую очередь, взрослые должны иметь к себе претензию, нежели к сегодняшним подросткам. В спектакле звучит народная песня, которая повторяется: «Я сама такой была, гуляй, гуляй моя дочь». Как-то случайно она возникла, я ее нашел, когда другие темы искал. Она еще с эскиза осталась, потому что это и есть какой-то мой личный голос. Это народная песня. Сколько ей лет? Поколения меняются, меняются способы коммуникации, меняются игрушки, гаджеты, реалии… Мир меняется, климат меняется, а проблемы остаются прежние. А каждый повзрослевший и прошедший этот период забывает, что тоже был шестнадцатилетним и совершал те же самые ошибки.
Персонажи в пьесе обозначены так: «типа подруги», «типа парни», «типа родственники». Можно ли сказать, что сегодня мы переживаем кризис неподдельного, настоящего?
Есть, конечно. Но еще важно, что драматург не обозначает, что это за друг, какой он конкретно. Это определенные типы друзей, подруг и родственников, Маша Конторович специально немного обобщает истории. С одной стороны, они все из ее жизни, практически за каждым персонажем есть прототипы. С другой стороны, она очень быстро пишет пьесы и не продумывает как таковых персонажей и четкой структуры пьесы, поэтому текст идет единым спонтанным потоком. За это время невозможно продумать персонажей, но она их умело собирает в композицию из своей жизни. Мне кажется, в этом ее честность и какая-то исповедальность. В каждом персонаже мы можем найти черты друзей или знакомых. Есть друг-абьюзер, есть близкая подруга, есть девочка, которая лучше всех в классе, есть «золотой мальчик», с которым больше всего хочется дружить, но который не обращает на тебя никакого внимания, и есть серая квартира и обычная кухня, на которой находятся родители, которых ты уже перерос. Это абсолютно нормальная реакция, эволюцией заложено, что в какой-то момент молодой человек должен быть против своих родителей. Он должен отказаться от опыта, который ему передали родители, для того чтобы уйти из дома и начать открывать свои земли, свою науку и искусство.
Для решения пространства создан длинный подиум, на котором разворачивается история, а по обе стороны него сидят зрители. Какие режиссерские задачи это позволило решить?
Хорошо быть на подиуме, хорошо быть в центре внимания, быть в топе. В этом – ее главная мечта, с одной стороны. А с другой стороны, это и железная дорога, и путь. Возникает такая история, что все «протекают» мимо нее. Она стоит на месте, а поток людей идет. Это словно какая-то улица с потоком прохожих, которых она пытается схватить за руку и поговорить о чем-то, привлечь к себе внимание. А они снова проходят – «типа подруги» и «типа друзья» сменяют друг друга. Это поток людей, переходящий в беспрерывность, бесконечность.
Узнаваемый язык пьесы делает спектакль легким для восприятия молодых зрителей. Но у вас есть и опыт постановки спектаклей для подростков и по классическим произведениям – «Оливер Твист» в Красноярском ТЮЗе или эскиз по сказке Астрид Линдгрен «Эмиль из Линнеберги» в Канске. Как вы выбираете произведения для постановки, когда ориентируетесь на подростковую аудиторию?
Мне важно понять, можно ли с этого произведения начать разговор? Можно ли с помощью него заполнить вакуум, наладить коммуникацию? У нас есть пробел в коммуникации – не понятно, как с ними разговаривать на тему взросления, секса, смерти, на тему того, что такое хорошо и что такое плохо. И есть, наверное, смысл посмотреть спектакль или фильм вместе и потом начать его обсуждать. Это один из способов коммуникации между поколениями. Хорошо, когда спектакль становится поводом поговорить.
Как происходит поиск формы для налаживания этой коммуникации?
Когда в Красноярском ТЮЗе мы несколько лет назад начинали подростковую лабораторию «Вешалка», у меня как у режиссера был определенный страх. Во-первых, у меня был страх, что я отстал от времени и не совсем понимаю, чем подростки живут сегодня. Был страх, что я сделаю «отстой», и что мы сделаем какой-то очередной опус на тему «как нужно жить», будем навязывать и впадем в снобизм. Но самый главный страх – что мы отстали от времени и я уже не понимаю, как они живут. Я помню, что режиссеры, которые приехали на лабораторию, все ходили с наушниками и слушали современную музыку поколения 15-16-летних. Я спрашивал своего племянника, какую музыку он слушает, и тоже начал слушать эту музыку. Правда, ни одной музыкальной темы я не взял в спектакль в итоге. Но при этом в спектакле играет «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко». Это даже не музыка моего поколения, но за все это время ничего не произошло, ничего не изменилось. Да, они слушают другую музыку, ходят в другой одежде и смотрят каналы на ютубе, но проблемы остались одни и те же. Дело не в том, какую музыку они слушают, а в том, что это самый нежный, самый ранимый возраст. Подростки – это ходячие бомбы замедленного действия, взрывные механизмы. И непонятно, с какой каждый из них начинкой. Неосторожный разговор, слово или поступок может привести к взрыву, а самое главное – ложь. Они очень четко чувствуют ее. Поэтому для нас в спектакле было очень важно не соврать. Если ты делаешь детский, подростковый и взрослый театр честно, существуешь на стороне правды, то тебе нечего бояться. Детский театр для нас – это не способ заработать деньги, а способ создать новое будущее. Мы за него ответственны.
Фото на обложке: Оана Нае
Фото спектакля: Фрол Подлесный
разработка ПО сайта
