MASKBOOK Тарас Михалевский
13 апреля 2017
Да, безусловно. В музыкальном театре многое диктует именно музыкальная драматургия. Свет всегда идет вслед за музыкой, становится более динамичным, должен откликаться на все интонации. Мюзикл предполагает песенную форму с куплетами, припевами, проигрышами, акцентами, значит, свет должен быть в развитии и дышать вместе с музыкой. Хотя как раз в нашем спектакле «Биндюжник и Король» свет статичен. Спектакль очень актерский и, несмотря порой на динамичную музыку, я не поддерживаю его эффектами, не «мигаю», чтобы не отвлекать от артиста.
Судя по фотографиям, кажется, что даже после ярких «Алисы» и «Русалочки», где свет на передовой, «Биндюжник и Король» – это еще больше торжество света. Очень яркая, контрастная картинка, много световых переходов. Как работалось, создавая такую палитру красок? И какая изначально стояла задача?
В отличие от «Алисы» и «Русалочки» в этом спектакле световые картины не такие сложные и живописные, здесь свет контрастный, простой и ясный. Активно работает экран, что позволяет использовать силуэты и выделять главных персонажей. В спектакле активно работают водящие (пушки). На них колоссальная нагрузка. Ребятам нужно памятник поставить! Восхищаюсь, как они запомнили всю партитуру, ведь подсматривать в бумажки нет никакой возможности. 
Изначально «Биндюжник и Король» - достаточно бытовая история. Как вы отнеслись к тому, что эту постановку предстояло представить в жанре визуального театра?
История может и бытовая, но мы имеем дело с мюзиклом. Музыка Александра Журбина очень яркая. А в аранжировке и переосмыслении Ольги Шайдуллиной она преобразилась и зазвучала современно и по-новому. А в жанре визуального театра все это смотрится очень гармонично и совершенно небытово.
Вы уже не в первый раз работаете с командой Романа Феодори и Даниила Ахмедова. Если я верно считаю, это уже пятая работа. Удалось привыкнуть к творческой манере Даниила и научиться понимать задачу без слов? Сложно ли было войти в диалог с созданным пространством для «Биндюжника»?
С Даниилом и Романом у нас действительно сложилась крепкая команда, мы понимаем друг друга с полуслова. Каждый занимается на выпуске своим делом и доверяет друг другу полностью, что очень важно. Вообще, если на выпуске есть понятие команды, то это – настоящая сила! Это очень важно. Тем более в наших российских реалиях, когда на выпуск, как правило, отводится несколько дней и зачастую многое появляется в последний момент.
Роман Феодори в одном из интервью про «Биндюжника» сказал, что хотел, чтобы зрителю во время истории было неуютно. Я спрашивала об этом же у Ольги Шайдуллиной, музыкального руководителя спектакля, спрошу и у вас: как на уровне света удалось передать это?
Мне кажется, неуют создается здесь больше режиссерскими решениями, актерскими работами и прекрасной хореографией Анны Закусовой. А по нашей с Даниилом части все наоборот достаточно красочно. У Даниила сценография условная, знаковая. Может быть, на этом контрасте и создается ощущение неудобства, когда на довольно красочных и благополучных картинках происходят страшные и жуткие вещи.
Отвлекусь от яркого «Биндюжника» и спрошу про спектакль «Мария" – кардинально другой, ведь за него у вас тоже номинация. Свет здесь, будто выхватывает отдельные картинки с холщовых полотен, дает всмотреться в каждую отдельную сцену. Кажется, даже, что в «Марии» важнее не сам свет, а как разе его отсутствие, потому что в тьме скрывается вся беспросветность мира этой пьесы. Вообще бывает такое, что отсутствие света в спектакле важнее его наличия?
Согласен, отсутствие света в «Марии" это, в общем, и есть свет. Наверное, это самый темный и мрачный спектакль, который я когда-либо делал и да, это полный контраст «Биндюжнику». И в этом отсутствии света как раз выражен весь неуют и ужас жизни во время Гражданской войны, ужас подвалов, ужас времени – все это передается и в сценография Олега Головко. На выпуске, когда Георгий Цхвирава (режиссер «Марии», Омского драматического театра, номинант «Золотой Маски» в малой форме – прим.ред.) показывал первый прогон, он выключил весь свет, даже попросил выключить мою лампу. Я говорю: «Я не вижу артистов, не вижу мизансцен, мне же записывать нужно". А он: «Я хочу, чтобы ты атмосферу понял.» Шла пятнадцатая минута прогона. Я говорю: «Да понял я уже атмосферу, артисты ноги сейчас сломают...» В этом спектакле зрители сидят на сцене и все действие развернуто на зал. Здесь возникают свои технические трудности. Но мы справились.
Мы в прошлом году много говорили про то, чего в работе художника по свету больше: творчества или техники. В этом году хочу спросить, как вы для себя вообще определяете хороший свет в театре?
Хороший свет – это свет, который в нужный момент и в нужном месте. Который не идет в разрез с действием, со сценографией. Который поддерживает и выделяет главное. Который имеет смысл, имеет объем. А что касается художественной и визуальной составляющей картинки – здесь каждый сходит с ума по-своему, реализует свои художественные пристрастия и навыки, как ему видится.
Тарас, вы и сами пишете музыку к спектаклям, вы все-таки как больше воспринимаете мир: визуально или на слух?
На самом деле сейчас я пишу музыку крайне редко, это теперь больше хобби. Все время забирает свет. Воспринимаю мир, конечно, визуально, но музыка очень помогает в профессии. Особенно когда делаю музыкальные спектакли.
В этом году, кажется, вы осветили все постановки по Исааку Бабелю: «Биндюжника" в Красноярске, «Марию» в Омске, «Марию» в Риге. Что еще из работ за прошедший сезон выделяете?
Да уж, год Бабеля! Как пошутил бы Роман Феодори: «Ты – проводник Бабеля!». Пьесу «Мария», которую почти никто не ставил последние десятилетия, удалось поставить дважды в том году. А интересных работ помимо названных было много: «Зойкина квартира» Владимира Панкова, «Последнее свидание в Венеции» Дмитрия Крымова, «Пер Гюнт» Романа Феодори. Этот сезон тоже выдался богатым на достойные постановки, но о них в следующий раз.
разработка ПО сайта
