Лица отшумевшей эпохи
21 октября 2003
Мне кажется, этим разным людям, изображенным на поздеевских портретах, было свойственно именно неформальное, неофициальное, непарадное отношение к жизни. Свободолюбивые, легкие на подъем, распахнутые для поиска и эксперимента, для вольного безоглядного творчества, - эти люди смотрят на нас с портретов Поздеева. Когда-то их тоже, как и самого Андрея Геннадьевича, считали чудаками, изгоями, людьми не от мира сего. А сегодня, оглядываясь на уже отшумевшее столетие, приходится признать, что именно эти люди, не занимавшие никаких высоких постов, могут быть названы подлинной красноярской элитой своего времени.
Братья-художники
Среди представленных на выставке работ можно было видеть портреты таких художников, как Григорий Горенский, Тойво Ряннель, Владимир Ваганов (верный друг и помощник мастера), Евгений Бяков (совсем молодым ушедший из жизни), Владимир Капелько (Капеля, как звали его друзья и как он сам подписывал свои работы).
Поздеев, конечно же, был неудобен, не вписывался в рамки соцреалистических канонов, не поддавался тщетным попыткам втиснуть его в прокрустово ложе идеологических норм. Но отмахнуться от него было невозможно, талант говорил сам за себя. И даже те из старших товарищей, кто, подобно Андрею Лекаренко, упрекал его в "домашнем импрессионизме", прекрасно осознавали и ценили его уникальную одаренность. И когда в 1956 году Поздеев отважился подать заявление о вступлении в Союз художников, то такие известные мастера, как Тойво Ряннель, Рудольф Руйга и Евгений Кобытев, охотно дали ему свои рекомендации.
Поздеев помнил добро и сам был человеком добрым, отзывчивым. На выставке был портрет молодого художника Славы Шавловского, а ведь в свое время Андрей Геннадьевич поддержал осиротевшего Славу и в течение пяти лет, пока тот учился в Питере в вузе, помогал ему материально.
А из портретов Володи Капелько можно было бы сделать отдельную выставку. Оригинальный художник и талантливый поэт, Капеля остался в моей памяти вечно взъерошенным, суматошным, бурно жестикулирующим. Он был буквально влюблен в Поздеева и однажды назвал его "солнечным зайчиком", имея в виду его творческую свободу и неуловимость. Незадолго до своей смерти Андрей Геннадьевич помог Капеле издать книгу стихов "Лошадь ржала в железную дудку". Мне же вспоминаются ранние стихи Капели, в которых ощутим как его живописный, так и поэтический талант:
Утро зарею и птицами брызжет.
Волком костер мне ладони лижет.
Солнце из тучи, как дьявол из печи.
Торбу на плечи, дорога лечит!
Сети паучьи в жемчужинах капель.
Мохом гадючий укутан камень.
Солнце сквозь ельник дерется колючий.
Жизнь все короче,
Все слаще,
Все лучше!
В ту давнюю романтическую пору, казалось, сам воздух был пронизан ожиданием творческих удач и свершений. Эпоха хрущевской "оттепели" способствовала этому оживлению всеобщих надежд. Хотя, если честно, сам-то Андрей Геннадьевич подобных прекраснодушных иллюзий почти не разделял.
Поэты и писатели
На "оттепельной" волне в начале 60-х годов в Красноярске появилась целая плеяда молодых талантливых поэтов. И все они оказывались в ту пору частыми гостями поздеевской мастерской. После окончания казанского университета приехал на берега Енисея Роман Солнцев, совмещавший в себе "физика" с "лириком".
Мы памятник Скорости
Поставим вскорости.
У постамента - черна черта.
На постаменте - ни черта!
- с юношеским задором восклицал Солнцев в одном из ранних стихотворений.
До него в Красноярск приехал бывший москвич, поэт Зорий Яхнин. О том сильном впечатлении, какое оказал тогда Поздеев на Яхнина, можно судить по написанной в те же годы (и тогда же опубликованной) яхнинской повести "Дорога к радуге", в главном герое которой легко угадывается Андрей. А на страницах краевой молодежной газеты еще в 1961 году была напечатана восторженная статья Яхнина "Живопись - это костер", посвященная творчеству Поздеева.
На выставке "Люди моего времени" был представлен отличный портрет Яхнина, полный внутреннего драматизма - поэт изображен в этакой декадентски изломанной позе, с тонкой рюмкой в руке. Совсем по-другому изобразил художник другого красноярского поэта, Анатолия Третьякова - он стоит мрачный, угрюмый, засунув руки в карманы пальто, вместо глаз - темные провалы.
На нескольких портретах - бывший красноярец, а ныне москвич, замечательный писатель Евгений Попов, посвятивший одну из глав своего последнего романа "Мастер Хаос" Андрею Геннадьевичу. Частым гостем художника в те годы был и поэт Кемаль Маликов - автор одной из первых публикаций об Андрее Поздееве. В четвертом номере журнала "Енисей" за 1964 год была напечатана его статья "Щедрость таланта". "Глядя на работы Андрея Геннадьевича, мы словно возвращаемся в детство, - писал К. Маликов, - нам становится понятна взволнованность ребенка, который впервые знакомится с миром и видит его в каком-то ослепительном свете..."
Встречался Поздеев и с Астафьевым, но тот ни разу ему не позировал. Познакомились они очень поздно. А ведь в биографиях этих знаменитых красноярцев можно найти много общего. В детстве оба беспризорничали, оба учились в одном и том же железнодорожном ФЗУ, оба были на фронте и с одинаковым отвращением вспоминали потом о военной кровавой бойне...
Как рассказывал писатель и критик Валентин Курбатов (чей портрет тоже был на выставке), которому случалось присутствовать при их встречах в мастерской Поздеева и на квартире Астафьева, "они звали друг друга "Андрюша" и "Витя" - оба детдомовцы и воспитанники "ремеслухи" -это братство, не знающее возраста..." Характеры были, конечно, разные. Астафьев - шумный, открытый, распахнутый, куда более компанейский, подчас грубоватый - в отличие от Поздеева с его напряженной чуткостью и ранимостью, доходящей до мнительности и ипохондричности. Да и художественные пристрастия у них не очень-то совпадали. Астафьев все-таки был приверженцем старого доброго реализма, вкусы его были весьма консервативны, и ему, вероятно, куда ближе были пейзажи Ряузова или Ряннеля.
Впрочем, одаренность и оригинальность Поздеева была для Астафьева очевидна, и цену ему он знал. Как рассказывал художник Валерий Кудринский, когда Астафьева пригласили как-то на празднование столетия Красноярской железной дороги, он упрекнул начальника: "Что ж вы меня позвали, а Поздеева, в е л и к о г о художника - не пригласили? Он ведь тоже в вашем железнодорожном училище учился!.."
А вот какую запись оставил Виктор Петрович в книге отзывов на юбилейной выставке Андрея Поздеева в октябре 1986 года: "Ничего напрасно не появляется, и ничего никуда не исчезает... Поздеев - это факт существования его искусства, ни у кого не занятого, яркого. "Это искусство ребенка, ничем не запятнавшего свою душу", сказала при мне умная женщина, и я с нею совершенно согласен. Быть может, этот "ребенок" намного вперед ушел от нас и ближе к будущей мысли и восприятию сложного современного мира находится, чем мы... И еще, и еще - напоминание: "Не судите, да не судимы будете", тем более что искусство неподсудно".
...И спустя двенадцать лет, когда умер Андрей Геннадьевич, я ничуть не удивился, увидев сидящим возле его гроба, в Доме художника, Виктора Петровича Астафьева.
Театральные люди
Не раз в откровенных беседах Андрей Геннадьевич признавался, что если бы не был художником, то стал бы непременно клоуном или артистом. Нечто клоунское, чаплинское в нем и впрямь было - и в чудаческом облике с широко раскрытыми глазами и простодушной доверчивой улыбкой, и в простецкой одежде, и в тонком, "по-бабьи" высоком, неожиданно восклицающем голосе, и в пластичных жестах, и в резких перепадах интонаций. Эти гротескные черты его образа видны и на многочисленных автопортретах. А его артистизм проявился в особом пристрастии к театру, к людям театра - актерам, художникам, режиссерам.
Глядя на поздеевские портреты, сразу видишь, каков человек на самом деле - и какой свой образ он стремится нам навязать. Вот почему все поздеевские портреты, при всей их условности и шаржированности, абсолютно узнаваемы.
Не удивительно, что это ярко выраженное актерское начало привлекало к нему актеров и режиссеров. А однажды он даже ввязался в одно сугубо театральное предприятие. Правда, этот "театральный роман" был недолгим и не очень удачным...
Вспомнить об этом сегодня, на пороге 40-летия Красноярского ТЮЗа, кажется мне особенно уместно. Ветеран ТЮЗа, один из зачинателей этого некогда легендарного театра, артист Алексей Ушаков (его портрет тоже был на выставке) рассказал мне как-то, что в сезон 1971-1972 года знаменитый ныне, а тогда совсем молодой, только что приехавший из Москвы режиссер Кама Гинкас решил ставить "Судьбу барабанщика" по известной повести Аркадия Гайдара. Вернее, не он решил, а ему поручили "свыше" осуществить эту постановку к очередной годовщине Великого Октября. И вот Кама Гинкас попросил Поздеева написать несколько больших панно для этого спектакля. Картины эти должны были символизировать романтические мечты героя-мальчика. Андрей Геннадьевич заказ выполнил, изобразив на панно цветы чертополоха, скачущих лошадей, обнаженных мальчишек... Но после двух представлений спектакль был снят. Как считает Алексей Ушаков, причина запрета была в том, что вышестоящим товарищам не понравились "пиписьки" у нарисованных мальчишек. Вероятно, художнику следовало бы пририсовать пацанам фиговые листочки...
Впрочем, Поздеева больше огорчила не тупость чиновников и не запрет спектакля, а то, что сам режиссер с недостаточным уважением отнесся к его работе. Панно были очень слабо освещены и плохо видны из зала... Возможно, Кама Гинкас просто испугался, что слишком яркие работы художника "забьют" всю его режиссерскую конструкцию?..
Несмотря на этот не очень успешный опыт, Поздеев продолжал любить театр. Так, он близко общался с режиссером ТЮЗа Юрием Копыловым, тот позднее работал в пушкинском драмтеатре. Андрею нравился его тюзовский спектакль "Незваные гости", а в пушкинском - "Бесплодные усилия любви". В этом спектакле были два шута - белый, дон Армадо, и рыжий шут-клоун Бошка. Они отличались разным отношением к деньгам, и Поздеев потом написал картину "Два шута", где изобразил этих двух персонажей, разбрасывающих золотые монеты.
Среди портретов "театральных людей" - молодая Людмила Михненкова, Августа Кленчина, Галина Елифантьева. Поздеев всегда остро чувствовал близость, родство актеров и художников. "Своя компания!" - говорил он, улыбаясь.
Бывшая актриса ТЮЗа, проживающая ныне в Германии Ида Роот вспоминала о своем портрете: "Поздеев заглядывает в твою природу и видит то, что другие и при более длительном знакомстве не разглядят". А вот как она же отозвалась о портрете режиссера Юрия Мочалова (трагически погибшего несколько лет назад): "Это и представитель русской культуры, и многострадальный человек, и сильная личность, и беззащитный ребенок, беспомощный перед догмами, легко ранимый художник..."
Общаясь с "театральными людьми", Поздеев оттачивал свое мастерство художника-портретиста. "Не обязательно точно написать глаза, овал лица, - говорил он. - Можно выразить это какой-то маской, и будет удивительно похож человек... А иногда обнажается что-то очень сокровенное - и человек пугается. Пугается того, что увидел в нем художник!"
Эдуард РУСАКОВ
"Красноярский рабочий", 21 октября 2003 г.
разработка ПО сайта
