Когда "смешное" стало "прикольным"

17 сентября 2010

И комедии нужно ставить, не расплескивая свою профессию

Постановкой “Тетка Чарлея” очередной творческий сезон откроет завтра Красноярский театр юного зрителя. Прошлый год у ТЮЗа выдался особенно удачным: несколько премьерных постановок были на слуху у всего города, спектакль “Собаки якудза” становился лучшим в разных номинациях крупных краевых конкурсов. В числе прочих за “Лучший эпизод” на фестивале “Театральная весна” был отмечен артист Савва Ревич, исполняющий в “Собаках” роль Гора. Правда, сам актер признался, что награды и ажиотаж вокруг спектаклей его волнуют мало, главное — чтобы было о чем сказать зрителю со сцены.

— Савва, в прошлом сезоне зрители, жюри краевых фестивалей, журналисты, будто сговорившись, хвалили многие премьерные спектакли вашего театра, особенно “досталось” “Собакам якудза”. А вы, артисты, на стадии репетиций чувствовали, что спектакль получается особенно удачным, что материал выбран хороший, режиссер знает, чего хочет?

— Мне очень сложно ответить на этот вопрос, просто непонятно, с чем можно сравнивать, да и стоит ли это делать? Такое ощущение, что раньше у нас в театре совсем ничего не было и вдруг что-то произошло. Мне кажется, отчасти этот ажиотаж был раздут прессой. Если говорить о “Собаках якудза”, то, наверное, с этим спектаклем у ТЮЗа появился какой-то новый почерк, стиль, который и привлек зрителей. Для меня же, как для актера, “Собаки” не были событием, откровением, это обыкновенная, хорошо сделанная работа. Возможно, причина такого внимания к этому спектаклю связана и с тем, что он рассчитан на молодежь — публику, которая до этого не была знакома с нашим репертуаром.

— То, что этот спектакль привлек молодежь, неудивительно, а как реагировали на него люди более старшего поколения? Я слышала, некоторые увидели в нем излишнюю жестокость, грубость?

— У нас было несколько встреч со зрителями после спектаклей, и кто-то на них высказывал подобное мнение. Хотя на самом деле в “Собаках” никакой жестокости нет. Да и, честно говоря, для меня эти встречи, разговоры были чем-то странным. Считаю, что работа артистов — все выразить на сцене, без каких-либо дополнительных выступлений и рассказов. А вот если мы что-то недосказали, недодали зрителю, то здесь уже ничего не поделаешь.

— Как труппе работалось с режиссером Тимуром Насировым, постановщиком “Собак якудза”?

— Для нас, актеров, в этом проекте профессионализмом было выполнить на сцене то, что задумал режиссер: понять его самого, его манеру, стиль и наиболее полно это сыграть. Что, конечно, очень сложно сделать с новым режиссером за месяц, отведенный на постановку спектакля.

— Но сегодня это реальность для абсолютного большинства театров России: добрую часть репертуара ставят приезжие режиссеры, незнакомые с труппой...

— Да, и я думаю, эта система приглашенных режиссеров скорее минус для театров, чем плюс. Ведь чтобы говорить о том или ином театре, его направлении, труппе, развитии, нужно, чтобы продолжительное время один человек, художественный руководитель, вместе с актерами вырабатывал единый театральный язык, единую эстетику. Чтобы поставить интересный, осмысленный спектакль, необходим определенный сговор режиссера с артистами, а на это требуется время. Сегодня же, когда в театры постоянно приезжают новые режиссеры, каждый со своим миром, своими мыслями, чувствами, своим почерком, актерам очень сложно определиться и объединиться в работе. В СССР с труппой работали в основном главный и очередной режиссеры, и благодаря этому каждый театр имел определенное лицо — красивое, кривое, уродливое, но свое. Я, например, не разделяю всеобщего восторга по поводу спектаклей “Мастерской Петра Фоменко”, но благодаря сильному лидеру, однозначно это театр со своим лицом, что вполне нормально.

— Но для того чтобы стать настоящим художественным руководителем, мало быть талантливым режиссером, человеку нужно обладать и определенной харизмой, уметь увлечь за собой людей. Театров в России десятки, а то и сотни, а таких людей, к сожалению, единицы.

— Я считаю, что раньше было время личностей — в экономике, политике, искусстве, в том числе и театре. А сегодня оно ушло и пришло время в большинстве своем безликих людей. Причем это, я думаю, мировое явление. Но главная проблема современного российского театра — из него ушла профессия, сменило которую любительство с элементами танцев, притворюшек, кокетства и инфальтильности.

— И большого экрана на заднике, на который проецируется видеоряд!

— Да, режиссеры сегодня слишком много апеллируют приемами, заимствованными из кино, балета и так далее, но не театральными. От своих истоков театр, к сожалению, уходит все дальше.

— Когда речь идет о русском театре, это особенно жаль — ведь такая история, традиция, школа за плечами…

— Убежден, что русский театр в том виде, в котором он существовал до перестройки, умер. И, на мой взгляд, это не трагедия, по этому поводу не стоит страдать, это просто факт, естественное явление. Театр — понятие, которое имеет начало и конец, он постоянно меняется, но при этих изменениях не должна быть нарушена традиция культуры. На сегодня потерян тот багаж, который был накоплен предыдущими поколениями. И на смену того хорошего, ценного, что было в российском театре как явлении культуры после распада СССР пришло совершенно другое, этакое псевдозападное театральное искусство. Я даже выражусь точнее — пришел бульварный театр, театр для разношерстных масс, удобоваримый для всех. И самое печальное, повторю, что при этом была потеряна профессия.

— Может быть, это проблема более общего характера — во многих профессиях сегодня происходит расцвет дилетантства, и актерство этот процесс особенно затрагивает: кино, телевидение доказывают, что быть актером несложно.

— Да, сегодня, глядя на игру актеров в сериале, любой человек может сказать: и я так могу! А ведь актерство всегда было делом избранных. Важно, что раньше были педагоги, которые умели видеть талантливых, что называется, поцелованных Богом людей еще на стадии первого отбора, теперь же настоящих педагогов очень мало. И как следствие, зрители, а особенно молодежь, стали относиться к театру как к шоу, где можно смотреть спектакль чмокая, жуя, разговаривая по телефону. И я не виню их, мы сами в погоне за зрителем очень занизили планку. У нас же сегодня каждый режиссер, каждый театр во что бы то ни стало пытается публику рассмешить. Куда ни глянь — всюду одни комедии!

— Что поделаешь, рыночные отношения! Директору нужно наполнять зал, и принято считать, что массовый зритель повалит только на убойную комедию.

— Да пожалуйста! Я не против комедий как таковых, сам с удовольствием в них играю. Но и комедии можно ставить талантливо, не расплескивая свою профессию. Сегодня, на мой взгляд, попросту произошла подмена понятий: “смешное” превратилось в “прикольное”, “комедия” — в “развлекаловку”. Например, комедии Мольера не были веселыми, но чтобы это помнить, нужно обладать определенным знанием театрального дела. А многие режиссеры сегодня берут Мольера, чтобы просто развлечь, ведь у него такой хороший сюжет! И, как правило, в итоге мы не можем даже элементарно внятно со сцены рассказать историю, написанную драматургом. Ведь рассмешить — это тоже непросто, чтобы развлечь публику, необходимо обладать профессией. Да и мы совершенно забыли о зрителе, которому, как мне кажется, все это начинает надоедать. Зрители же тоже очень разные.

— Я вообще не понимаю, почему разговор о театре всегда сводится к крайностям: театр должен либо развлекать, либо поучать... Почему нельзя остановиться на полутонах и предоставить выбор зрителю?

— Начнем с того, что театр никому ничего не должен: по-хорошему, театр предлагает определенный мир, который зритель может принять или отторгнуть. А если гоняться за очень массовым зрителем, несложно и потеряться. Вот режиссеры-постановщики и стараются сегодня перещеголять не только друг друга, но и самого автора. Только и думают, как бы “нахлобучить” на текст нескладных своих фантазий, разнообразных эффектов. В итоге от автора не остается почти ничего. И уже непонятно, о чем хотели сказать-то, зачем взяли материал в работу?

— В этом вся сложность работы с классикой — многие произведения покрыты прочным слоем предрассудков, школьных “знаний”. И задача режиссера либо стряхнуть все это с текста, либо предложить собственное прочтение. Наверное, Вы столкнулись с этой сложностью при работе над спектаклем “Ромео и Джульетта”. Не страшно было за него браться? Более нагруженного стереотипами произведения и найти сложно!

— Мы понимали, что высокий стиль, поэтический язык героев в переводе Пастернака могут быть неинтересны и непонятны современному зрителю. Но главная сложность была у актеров Алексея Алексеева и Анны Киреевой, исполнителей главных ролей, для понимания которых те слова, словообразования, мысли, выраженные в стихах, были очень трудны — настолько с той поры изменилась жизнь. Поэтому режиссер Андрей Максимов долгое время упорно объяснял им по-русски русский же текст (улыбается). Задача у ребят и правда была очень сложная, ведь чтобы сыграть этот материал достоверно, нужно обладать определенным состоянием души, в котором ты просто не можешь говорить прозой. Ребята как-то постепенно доходили до этого чувства, и в итоге за время репетиций колоссально сдвинулись в своем понимании того, что же они такое и как говорят в спектакле друг другу. Хочется отметить работу режиссера, который за недолгое время все же сделал очень многое.

— И это еще раз подчеркивает, что поставить хороший спектакль, качественный по внутренней линии можно даже за недолгий срок?

— Думаю, да. Но для этого режиссер должен быть готов к работе на все 100 процентов, а артисты выполнять его задачи — без халтуры, лишней демагогии, болтовни и так далее. Это, кстати, в понятие “театральная школа” тоже входит.

Наталья ДУБАШИНСКАЯ
"Городские новости" №2243, 17.09.2010