Кирилл Вытоптов: «Отцы и дети» - это очень созвучно нашему времени

09 апреля 2022

В Красноярском ТЮЗе 12 и 13 апреля состоится премьера: известный российский театральный режиссер Кирилл Вытоптов ставит спектакль по роману Ивана Тургенева «Отцы и дети». Как свойственно режиссеру, эта постановка – вовсе не прямая калька произведения, действие перенесено в наши дни. При этом ни сюжетная канва, ни тургеневские смыслы из спектакля не исчезли: в роли детей – все те же бунтовщики-нигилисты, только теперь погрязшие в «цифровой» реальности, а их родители все так же проповедуют патриархальные ценности прошедших времен.

Об отцах и детях, о классике и современности, о драматургии прошлого и настоящего мы беседуем с Кириллом Вытоптовым.

О столичном и региональном

— Кирилл, поставить спектакль в нашем ТЮЗе по Тургеневу — это такой эксклюзив для Красноярска, или в других городах он также появится?

— «Отцы и дети» — только в Красноярске, конечно. Я ставлю спектакли в разных городах России. Последняя премьера состоялась в середине февраля в Петербурге, в БДТ, «Женщина и мозг». В начале сезона я ставил в Барнауле, в Алтайской драме, современную пьесу «Как я простил прапорщика Кувшинова», и потом делал в волгоградском театре «НЭТ» спектакль «Сережа очень тупой» по пьесе Данилова. Это все современные пьесы.

— Как вы выбираете, в каком театре работать?

— Обычно каждый спектакль вырастает из театральной лаборатории. Это когда режиссеры приезжают, делают за неделю небольшой эскиз, а дальше уже театр думает: если ему это интересно, то потом режиссер доделывает работу до большого полноценного спектакля. И именно в Барнауле и Волгограде была такая история. А Красноярск – это замысел, который родился совместно с Романом Феодори. Мы знакомы более 10 лет, встретились на одной из таких лабораторий, общались, думали что-то вместе сделать. И где-то год назад придумали, вот в феврале начались репетиции.

— Есть какие-то принципиальные отличия для режиссера между работой в столице и в регионах?

— Принципиальное отличие – это количество времени, которое артисты посвящают своему делу. В регионах, как правило, артисты заняты работой в своем театре. В Москве артист, особенно более-менее известный, работает в театре, плюс зачастую снимается в кино, где-то еще занят. В столице очень важно работать с какими-то медийными личностями, которые могут привлечь зрителя, а такие артисты имеют определенные ограничения во времени. В этом смысле в регионе репетировать гораздо удобнее, потому что актер может полностью погрузиться в материал.

— А между региональными театрами различия есть?

— Чем севернее театр, тем люди жестче, сосредоточеннее. Южные более расслабленные, там более итальянский настрой, легкая игра. Красноярские актеры – специфический пример, тут, в ТЮЗе во всяком случае, очень воспитанная труппа. Это люди, у которых есть ощущение, что театр – не какая-то местечковая забава, они интегрированы в общероссийское театральное сообщество. ТЮЗ известен в стране, выигрывал «Золотую маску». Это люди мыслящие, интересные, они многое видели и знают, имеют вкус к театру, с ними легко работать. Это большая режиссерская удача, когда труппа настроена таким образом.

— Ну, а публика столичная и в регионах тоже, наверное, разная?

— Да, здесь хожу на местные спектакли, был на фестивале «Театральная весна». И могу сказать, что Красноярск – это город стоячих оваций. Всегда люди после спектакля поднимаются, они таким образом выражают свое отношение к спектаклю, к театру в принципе. Даже если что-то не понравилось, они считают, что артистов нужно поддержать. В Москве редко такое увидишь. Я не знаю, что должно произойти, чтобы там люди повскакивали с мест.

Я рад, что ковидные ограничения наконец закончились, уже вернулась стопроцентная рассадка, поэтому и актеры играют с другой отдачей. Хотя это для Москвы удивительно – что здесь такая явка на спектакли, которые идут уже не первый год. Я вижу, что зрители достаточно отзывчивы, очень подключены к перфомансам в фойе, им интересно, все фотографируются. Практически нет людей, которые посреди спектакля встали бы и ушли. Люди относятся к театру с достаточной долей уважения. Встал, ушел, хлопнул креслом, дверью – здесь такого не увидишь. Не вижу, чтобы после антракта зал пустел. Это говорит о том, что зрители относятся к театру с пиететом как минимум.

— Что-то еще бросилось в глаза в красноярских театрах?

— Молодежи стало больше, вообще, не только в Красноярске. С одной стороны, театры стали больше двигаться в эту сторону, через соцсети как-то больше себя позиционируют. С другой — «Пушкинская карта» очень помогла, пусть не на все спектакли по ней можно попасть. Даже у моих детей она есть. Отличная идея.

Об отцах и детях

— Вы ставите «Отцов и детей» в театре юного зрителя. Значит ли это, что целевая аудитория спектакля больше молодежная?

—«Отцы и дети» – для всех. Так выстроен роман Тургеневым, он сбалансирован. Там нет акцента на жизнь того или иного поколения. Проводники в романе – действительно молодые люди, студенты, которые закончили институт и определяются, как жить дальше. Сейчас у них лето, каникулы, они ездят по родителям, развлекаются, попутно встречаются с кем-то, наблюдают, как по-разному устроен быт в разных усадьбах. А ведь на самом деле это разные миры, измерения. Но несмотря на все различия, которые они наблюдают в судьбах своих родителей, они понимают, что находятся на другом от них полюсе.

— В ваш спектакль многое перенесено из современного антуража, те же сотовые телефоны, интернет, соцсети. Чем еще похож роман Тургенева на современные реалии?

— У Тургенева действие в сюжете происходит за два года до отмены крепостного права, то есть, до большой глобальной социальной перемены. И молодежь, и их родители попадают в воронку этих грандиозных перемен. Мне кажется, это очень созвучно нашему времени. Как и сегодня: молодой человек 20-ти лет привык, что без телефона, без интернета уже не может ни спать, ни есть, и вдруг оказывается в глобальной изоляции от привычного мира, и ему предстоит как-то обустраивать свою дальнейшую жизнь. Что он выберет? Что предлагают отцы в этом смысле? Вот над этим интересно поразмышлять.

— Насколько главный герой сегодня актуален?

— В романе Евгений Базаров — нигилист, не признает авторитеты, не признает то, что нельзя руками пощупать, не верит на слово никому. Везде видит фейки и подтасовки. Вроде бы все хорошо: учится в столице, блестящий студент, перед ним большие перспективы. А его жизнь приводит к тому, что он становится уездным лекарем и умирает от нелепой случайности. Так себе судьба. И на этом пути от большой надежды до смерти человек встречает и любовь, и задается вопросом – «я песчинка в этом мире»… Это все есть в романе Тургенева, тут я ничего не придумывал. Это чувство, когда перед тобой весь мир был открыт и вдруг неожиданно схлопнулся до размера твоего уезда, - разве это не о сегодняшнем дне, не о наших людях?

Молодые люди с чем-то не согласны. Их родители хотят жить, как привыкли. А молодежь говорит – это уже невозможно, так уже не будет, признайте это. Эти идеи просты, понятны, и они вневременные.

— Вы ставили довольно много спектаклей по классическим произведениям Островского, Пушкина. Этот метод сплетения эстетики прошлого и современности вы используете во всех спектаклях?

— Я вообще не верю в реконструкции эпох в театре. Это еще позволительно в кино, в музее, но в театре это выглядит фальшиво, или как костюмированный утренник. Смотрите: мы ставим Тургенева, а ведь он писал о своих современниках, о той жизни, которая окружала его. Мы здесь просто обязаны передать авторскую актуальность – ведь именно этим был знаменит роман. Поэтому мы тоже говорим о своей реальности, но добавляется факт, что это произведение 19 века. Получается встречное движение прошлого и будущего, которые соединяются в какой-то третьей точке.

— Вам чья позиция ближе – отцов или детей?

— Моим детям 15,16 и 5 лет. В романе Тургенева отцы – это сами недавние дети. У них не так давно были такие же разговоры с родителями. Эти люди вдруг осознают, что стали отцами, не успев оглянуться. Я вот какое-то такое срединное поколение, «зумер».

— Какими художественными средствами передается эта связь эпох?

— Мы работаем в тандеме с Наной Абдрашитовой, моей супругой. Она художник, придумала замечательный образ, в котором и динамика, и изящество, отсылки к историзму, к современности. Очень точно почувствовала стык пространств. Наташа Шурганова — хореограф, с которой также сделаны разные интересные решения. Приходите на премьеру, мы надеемся, что зритель оценит наши усилия.

— У вас большая творческая семья. Старшие дети уже определились, по какому пути пойдут?

— У нас в семье все связаны с кино, живописью, сценографией, режиссурой. Но старшие дети пока ближе к музыке расположены. Живем в Москве, но сам я из Казахстана, там родился, закончил школу, потом пять лет учился в Челябинске, затем в ГИТИСе в Москве, там и остался. В Казахстане у меня мама и сестра.

— Вы уже давно в Красноярске. Семья сейчас с вами?

— Сейчас это достаточно большой для меня выезд. Когда происходят лабораторные командировки, то, как правило, неделю концентрированно работаешь над спектаклем, плюс это не самые большие пьесы, одноактные, их можно успеть за неделю. А здесь я уже почти два месяца. Семья сейчас тоже приедет.

О настоящем и будущем

— С каким материалом интереснее работать – с классикой или современными пьесами?

— Сравнивать их не надо. Современная драма должна отлежаться. Она отражает сегодняшние или недавние времена. Есть, конечно, уже столпы новой драмы, которые появились в 90-х. Уже можно сказать, например, что пьеса Вырыпаева «Кислород» – это явление. Это стало вехой своего времени. Мне интересно работать и с классикой, и с современными авторами. Охотно признаю, что есть вещи, недоступные моему пониманию. В современной пьесе есть что-то, что маскируется под традиционную аристотелеву драму: люди, исходные события, структура пьесы. А бывают современные пьесы, которые совсем по иным законам живут, даже на уровне структуры, языка, темы. Есть вещи, которые я с интересом читаю, смотрю, как их делают другие, но сам так не могу. Я могу работать в той области, где что-то про людей. Я, как практик театра, не имею права замкнуться на какой-то своей территории, нужно смотреть, читать, ориентироваться в новом.

— Вам интересно было бы поработать в киноиндустрии?

— Кинематограф – это искусство, говорящее на своем языке, и этот язык мне пока не доступен. Поэтому я в эту область не суюсь, хотя сейчас очень многие снимают кино, короткометражки, пишут пилоты сериалов, в питчингах участвуют и так далее. Но чтобы зайти туда, необходимо просто знать основы, знать этот язык, уметь говорить на нем, чтобы это не превратилось просто в телеспектакль. Лучше пусть этим занимаются профессионалы, кто этому обучен, у кого мозг устроен таким образом. Мой мозг — больше в области театра, и я реализуюсь в этом.

— Последние события в России и мире, санкционные запреты – как это может сказаться на развитии театра в стране?

— Россия богата и театральными традициями, и артистами. У нас прекрасные театры, и их много. Причем неважно, столичные это театры, в крупных или маленьких городах. Противостояние провинция – столица во многом надуманное. В последние годы, благодаря интернету, границы стерлись. Можно учиться, посещать мастер-классы, возможностей море. И режиссеры мигрируют из столиц в регионы и обратно. Конечно, материальные различия пока ощутимы, в регионах больше финансовых ограничений. Но все равно люди умеют делать сказку на сцене.

Поэтому за последнее десятилетие российский театр в целом «прокачанный». И глядя в ближайшее будущее, важно, чтобы не наступило какого-то опрощения. Не хочется, чтобы театр попал в какие-то определенные установки — делай так или этак. Театр, так или иначе, всегда цензурируется, но степень цензуры в зависимости от времени меняется. Я вот этого опасаюсь – чтобы театр не превратился в место, где можно только одним цветом.

Анастасия Минина, газета «Городские новости», 9 апреля 2022 года