Раба любви

15 июня 2015

lis_7956-2.jpg348Р. В. Фассбиндер. «Горькие слезы Петры фон Кант». Красноярский ТЮЗ. Режиссер Юлия Ауг, художник Елена Турчанинова

На октябрьской лаборатории в Красноярском ТЮЗе «Киновешалка», посвящённой взаимодействию театра и кино, самым перспективным оказался эскиз режиссера и актрисы Юлии Ауг по сценарию Райнера Вернера Фассбиндера «Горькие слезы Петры фон Кант». Он был принят руководством театра, его несколько раз сыграли в режиме «work-in-progress». И вот в январе состоялась премьера. Успешный лабораторный эскиз не всегда становится хорошим спектаклем, но в этом случае можно было не сомневаться, что «все будет хорошо»: так подробно был сделан режиссерский разбор, так точно были выбраны исполнительницы всех ролей. Уже в эскизе сложился актерский ансамбль и произошло настоящее открытие актрисы Светланы Шикуновой в главной роли.

Все в спектакле построено на напряженных отношениях успешного модельера Петры фон Кант (ее играет Светлана Шикунова) с зависимым от нее женским окружением — подругой Сидони фон Гразенаб (Светлана Кутушева), дочерью Габриэлью (Наталья Розанова), матерью Валери фон Кант (Елена Пономарева), возлюбленной Карин Тимм (Ольга Буянова) и секретарем Марлен (Светлана Киктева). Отношения Петры с матерью не складываются: Петра — трудоголик, а мать всегда была бездельницей. Близость с подругой Сидони явно в прошлом. Она глуповата и психологически зависима от Петры. Дочь нелюбима и удалена на безопасное расстояние — Габи учится в дорогом колледже и видит мать крайне редко. Секретарша Марлен абсолютно под властью хозяйки. Молодая красавица Карин, мечтающая сделать карьеру (ее приводит в дом к Петре подруга Сидони), становится новой прихотью Петры. А потом происходит то, к чему героиня была совершенно не готова. Приходит любовь, и эстетка и интеллектуалка Петра становится зависимой от простодушной и жестокой провинциалки.

Скажу сразу, что все актрисы играют невероятно подробно, не пропуская ни миллиметра текста. Спектакль наполнен «крупными планами», видно плодотворное взаимодействие с кинематографом. Повлиял и большой опыт Юлии Ауг как киноактрисы.

«Черный кабинет» представляет собой комнату-ателье с мольбертами, с мужскими манекенами, бесстрастно, как евнухи, взирающими на «драмы страстей». В центре тахта, тоже покрытая черным. В этом мире живым мужчинам места нет. О них, правда, все время говорят. Все, кроме Марлен, которая вообще молчит. Петра вспоминает о муже, счастье с которым было возможно, если бы они одинаково понимали, что такое свобода. Говорит о муже и Сидони, подчеркнуто оберегающая свой традиционный брак. Мать Петры в финале вдруг заговаривает о ее умершем отце. Карин, бросив начавшуюся карьеру, ускользает от Петры к неожиданно нагрянувшему мужу. И даже Габи приезжает, переполненная первой влюбленностью. Но о мужчинах здесь говорят либо в прошедшем времени, либо с настороженностью и агрессией. (Вспоминается Бродский: «Смерть — это все мужчины, / галстуки их висят».)

Здесь — царство женское, душное, замкнутое на себе, царство «посвященных». Из эскиза в спектакль перешла идея режиссера одеть всех в костюмы чёрно-белой гаммы (художник Елена Турчанинова). И это работает безотказно — нет ничего элегантнее, чем сочетание двух полярных цветов. Когда Петра «делает» себе лицо, сначала утром, перед Марлен, а потом перед Карин, это воспринимается как ритуал для «посвященных». Их лица — не для мужчин. И в этом есть что-то странное, ущербное с точки зрения обычных поведенческих инстинктов. Ведь разве не для того, чтобы понравиться мужчинам, женщины придумывают наряды, создают стили, делают макияж? Нет, здесь это — ритуал, замкнутый на себе самом и не нуждающийся в ценителях.

В программке написано, что мы увидим «драму сильной женщины в современном мире». Конечно, Петра в исполнении Светланы Шикуновой сильная женщина. Но, как мне кажется, спектакль не об этом, а о том, как сильная женщина впервые столкнулась с любовью, пусть и неестественной, и как эта любовь выжгла ей душу дотла.

Актриса вместе со своей героиней за час с небольшим проживает как будто несколько жизней. Мы застаем ее расслабленной, растрепанной после утреннего массажа, который делает ей Марлен. Потом — мгновенно ожесточившейся после разговора с матерью, которая все время требует денег. Она собирается на своей тахте, как для прыжка, перед звонком в универмаг, заказавший ей коллекцию. Натянута и напряжена Петра при встрече с «заклятой» подругой Сидони, а когда появляется Карин — это уже целая гамма различных состояний. Сначала она победительна, потом унижена и ослеплена ревностью, а в финале — сломлена и уничтожена. Это подробно сыгранная «история болезни», как эту драму назвал сам Фассбиндер. Болезни неизлечимой, иссушающей. Эти так называемые «сильные женщины» (по определению этологов — альфа-самки), как будто не нуждающиеся в мужчинах, всю жизнь проводят в борьбе за первенство. Борьба изматывает их, истощает силы, лишая человеческих чувств, которые заменены единственной страстью — победить. Они не готовы проигрывать — это их убивает. Они не позволяют себе любить, потому что любовь делает их безоружными. Это современные амазонки, пентесилеи нового времени.

С Сидони, которая явилась, чтобы узнать подробности развода Петры, героиня играет, как кошка с мышью. Рассказывая о расставании с мужем, она дозирует свою откровенность, беспощадно анатомируя то, как проходит любовь к мужчине. Сидони, пришедшая, чтобы насладиться наконец несчастьем Петры, проигрывает этот бой. А заодно проигрывает ей и красавицу Карин, которую привела с собой. Петра в этой сцене царит: то поправит Сидони шляпку, то прическу, каждую минуту фиксируя мелкие, почти невидные, но все же недостатки. Эти «дружеские» отношения показаны так достоверно и иронично, что женская половина зала сидит, затаив дыхание, считывая каждый знак. Из этой сцены Петра выходит победительницей. Понятно, что юная Карин придет к ней снова. И останется с ней. Понятно и то, что Сидони не простит двойной измены. Светлана Кутушева играет очень знакомый вариант подруги, готовой наконец-то подставить плечо и крайне оскорбленной тем, что плечо не понадобилось.

В исполнении Ольги Буяновой Карин показалась мне вовсе не такой уж расчетливой и циничной. В этом спектакле Карин более всех естественна и человечески понятна. Она честно рассказывает о своей нерадостной жизни, и это она поначалу попадает в хитро расставленную ловушку Петры. В сцене их решающей встречи Петра сидит лицом к зрителю и точными, привычными движениями делает себе макияж. А Карин отвернулась, и мы видим только ее обнаженную узкую спину и легкие светлые волосы. Петра бросает поверх зеркальца острые короткие взгляды, лицо ее преображается, становится эффектным, немного хищным, и уж конечно она уверена в своей власти над этой простодушной провинциалкой. По лицу ее пробегают тени иронии, потом растерянности, интереса. По этим крупным планам можно проследить, как она упоена новой победой, как она увлечена своим будущим творением, новой моделью, которой посвятит свою коллекцию. Она смотрит здесь на Карин, как художник, уже предвкушая превращение этой прелестной девочки. И еще не понимает, что стала жертвой.

В следующей сцене мы видим совершенно иную Петру, подавленную, ревнующую, потерявшую весь свой охотничий кураж. Что-то не поддается ей, победительнице во всем, эта девчонка, повинующаяся природным законам. Наверное, здесь Петра впервые и понимает, как мучительна, как безответна бывает любовь. Как невозможно ее купить ничем, даже первым в жизни Карин фото в модном журнале. Ведь она убегает к нищему мужу, использовав Петру и ее деньги и даже наслаждаясь властью над ней.

Униженная влюбленность Петры сродни наваждению. Где все ее размышления о свободе, об удовольствиях? Тоскливые звуки, похожие на вой, звуки депрессии, которая накрывает Петру, переходят в истерику, и ей трудно сдержать себя, когда вместо Карин в дверях появляется Габи. Напряжение здесь доходит до предела и разрешается почти комически.

Наталья Розанова играет угловатую девочку, тоскующую о матери. (Поскольку в перерыве между эскизом и премьерой актриса сломала ногу, режиссеру пришлось воспользоваться этим, и рисунок роли стал почти издевательским.) Габи, ненужная матери, еще и девочка-хромоножка. Такая неудачная дочь просто невыносима для успешной Петры. Розанова здесь существует по другому, нежели все, закону. Она не играет девочку. Она ее показывает. Прекрасно держит дистанцию по отношению к образу. Крупными, ироничными мазками подает каждую интонацию. Действие остраняется, и мы выныриваем из этой истории, затягивающей как омут.

Внутренняя истерика героини нарастает с прибытием матери (Елена Пономарева), замкнутой только на себе, и торжествующей Сидони, пришедшей, чтобы отомстить за потерю Карин. В этой сцене мы всех видим как будто бы взглядом Петры: хромоногую дочь, идиотку-мать в нелепом парике, подругу, жаждущую реванша. Это какой-то чудовищный замкнутый круг, и, вырываясь за его пределы, Петра начинает крушить молчаливых мужчин-манекенов, свидетелей ее катастрофы. Счастливо смеется отомщенная Сидони, за спинкой стула прячется онемевшая Габи, мать шокирована тем, что ее дочь любит девушку. Петра и из этой сцены выходит почти победительницей. Она швыряет: «Один ее пальчик для меня дороже, чем вы все, мама...».

Все закончено. Исчезает подруга. Засыпает Габи. Мать и дочь говорят, совершенно не слыша друг друга. И здесь Петра признается себе, что не любила, что просто хотела обладать. Нет. Это не так. Она любила. И эта любовь оказалась безответной. Она твердит только одно: «Я не могу работать, мама...». Ну как же, работа — это единственное лекарство для таких, как она. Надо работать, чтобы иметь деньги, иметь деньги, чтобы обладать, обладать, чтобы чувствовать себя успешной...

Этот замкнутый круг сторожат безмолвные мужчины. Последней из него вырывается Марлен. Когда она слышит обращенную к себе фразу: «Расскажи мне о себе...», — она собирает чемодан, надевает давно ждущие ее крылья и уходит. Получается, что Марлен была ангелом-хранителем Петры, хотя наличие ангела с натуралистичными перьями мне кажется весьма спорным в эстетике спектакля. Да и сама история, на мой взгляд, не предполагает присутствия божественных сил. Тем не менее финал жестокий. Петра остается совершенно одна...

Татьяна Тихоновец

Фото Ларисы Федоровой

Февраль 2015 г.

«Петербургский театральный журнал», №1 (79) 2015. Стр. 78-80